Текст песни Мартин Хайдеггер - Просёлок.
Просмотров: 40
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
На этой странице находится текст песни Мартин Хайдеггер - Просёлок., а также перевод песни и видео или клип.
Он от ворот дворцового парка ведет в Энрид. Старые липы смотрят вослед ему через стены парка, будь то в пасхальные дни, когда дорога светлой нитью бежит мимо покрывающихся свежей зеленью нив и пробуждающихся лугов, будь то ближе к Рождеству, когда в метель она пропадает из виду за первым же холмом. От распятия, стоящего в поле, она сворачивает к лесу. Близ опушки она привечает высокий дуб, под которым стоит грубо сколоченная скамья. Бывало, на этой скамье лежало сочинение того или иного великого мыслителя, которого пытался разгадать неловкий юный ум. Когда загадки теснили друг друга и не было выхода из тупика, тогда на подмогу приходил идущий полем проселок. Ибо он безмолвно направляет стопы идущего извилистой тропой через всю ширь небогатого края. И до сих пор мысль, обращаясь к прежним сочинениям или предаваясь собственным опытам, случается, вернется на те пути, которые проселок пролагает через луга и поля. Проселок столь же близок шагам мыслящего, что и шагам поселянина, ранним утром идущего на покос. С годами дуб, стоящий у дороги, все чаще уводит к воспоминаниям детских игр и первых попыток выбора. Порой в глубине леса под ударами топора падал дуб, и тогда отец, не мешкая, пускался в путь напрямик через чащобу и через залитые солнцем поляны, чтобы заполучить для своей мастерской причитающийся ему штер древесины. Тут он, не торопясь, возился в перерывах, какие оставляла ему служба при башенных часах и колоколах - и у тех, и у других свое особое отношение к времени, к временному. Мы же, мальчишки, мастерили из дубовой коры кораблики и, снабдив гребными банками и рулем, пускали их в ручье Меттенбахе, или в бассейне у школы. Эти дальние плавания еще без труда приводили к цели, а вскоре оканчивались на своем берегу. Грезы странствий еще скрывались в том едва ли замечавшемся сиянии, какое покрывало тогда все окружающее. Глаза и руки матери были всему границей и пределом. Словно хранила и ограждала все бытие и пребывание ее безмолвная забота. И путешествиям-забавам еще ничего не было ведомо о тех странствиях и блужданиях, когда человек оставляет в недосягаемой дали позади себя любые берега. Меж тем твердость и запах дуба начинали внятнее твердить о медлительности и постепенности, с которой растет дерево. Сам же дуб говорил о том, что единственно на таком росте зиждется все долговечное и плодотворное, о том, что расти означает - раскрываться навстречу широте небес, а вместе корениться в непроглядной темени земли; он говорил о том, что самородно-подлинное родится лишь тогда, когда человек одинаково и по-настоящему готов исполнять веления превышних небес, и хоронится под защитой несущей его на себе земли. И дуб продолжает по-прежнему говорить это проселку, который, не ведая сомнений в своем пути, проходит мимо него. Все, что обитает вокруг проселка, он собирает в свои закрома, уделяя всякому идущему положенное ему. Те же пахотные поля и луга по пологим скатам холмов во всякое время года сопровождают проселок на его пути, приближаясь и удаляясь. Все одно: погружаются ли в сумерки вечера альпийские вершины высоко над лесами, поднимается ли в небеса, навстречу летнему утру, жаворонок там, где проселок пролег грядою холмов, дует ли со стороны родной деревни матери порывистый восточный ветер, тащит ли на плечах дровосек, возвращаясь к ночи домой, вязанку хвороста для домашнего очага, медленно ли бредет, переваливаясь, подвода, груженная снопами, собирают ли дети первые колокольчики на меже луга или же туманы целые дни тяжкими клубами перекатываются под нивами - всегда, везде, и отовсюду в воздухе над дорогой слышится зов - утешение и увещание, в котором звучит все то же самое. Простота несложного сберегает внутри себя в ее истине загадку всего великого и непреходящего. Незваная, простота вдруг входит в людей и, однако, нуждается в том, чтобы вызревать и цвести долго. В неприметности постоянно одного и того же простота таит свое благословение. А широта всего, что выросло и вызрело в своем пребывании возле дороги, подает мир. В немотствовании ее речей, как говорит Эккехардт, старинный мастер в чтении и жизни. Бог впервые станови He leads from the gate of the palace park to Enrid. The old lime trees look after him through the walls of the park, whether on Easter days, when the road runs by a bright thread past the fresh fields and waking meadows, whether closer to Christmas, when in the blizzard it disappears from sight behind the first hill. From the crucifix, standing in the field, she turns to the forest. Near the edge of it she covets a tall oak tree, under which stands a roughly knotted bench. Sometimes, on this bench lay the composition of a great thinker, who tried to unravel the awkward young mind. When the riddles crowded each other and there was no way out of the impasse, then a backwater coming through the field came to the rescue. For he silently guides the footsteps of a meandering path through the whole breadth of a poorly-built land. And until now, thinking, turning to previous works or indulging in their own experiences, happens to return to the ways that the country road pushes through meadows and fields. The country road is as close to the steps of the thinker as to the steps of the settler, who goes to mowing in the early morning. Over the years, the oak tree, standing by the road, increasingly leads to the recollections of children's games and the first attempts to choose. Sometimes in the depths of the forest, under the blows of the ax, the oak fell, and then the father, not hesitating, set off straight through the thicket and through the sun-drenched fields to obtain for his workshop the timber that was due to him. Here he, unhurriedly, was busy in the breaks that the service left him at the tower clock and bells-both of them had a special attitude to time, to the time. We, the boys, were making ships out of the oak bark and, with the help of rowing banks and a rudder, they let them in the Mettenbach stream, or in the pool near the school. These distant voyages still easily led to the goal, and soon ended on their shore. The dreams of wandering were still hidden in that scarcely perceptible radiance, which then covered everything around. The eyes and arms of the mother were all border and limit. As if she kept and protected all being and being her silent care. And travel-fun was not yet aware of those wanderings and wanderings, when a person leaves in the unattainable distance behind him any shores. Meanwhile, the hardness and smell of oak began to speak more clearly about the slowness and gradualness with which the tree grows. The very same oak said that the only thing on this growth rests all durable and fruitful, that grow means to open to the breadth of the heavens, and together to be rooted in the impenetrable darkness of the earth; he said that the native-genuine is born only when a person is equally and truly ready to fulfill the commands of the higher heavens, and is buried under the protection of the earth that carries him. And the oak continues to continue to speak this lane, which, unknowingly in its path, passes by him. All that dwells around the country road, he collects in his own bins, giving everyone who goes to him. The same arable fields and meadows along the gentle slopes of the hills at all times of the year accompany the country road on its way, approaching and retiring. All the same: whether the alpine peaks are sunk in the twilight of the evening high above the forests, whether the sky rises to the skies, towards the summer morning, the lark in the village where the country has stretched the ridge of hills, whether a gusty east wind blows from the mother's native village, pulls a woodcutter on his shoulders, to the night home, a bundle of brushwood for the home, slowly wandering, waddling, loaded with sheaves, whether the children are collecting the first bells on the edge of the meadow, or the fogs are rolling over the fields for days on end - with heavy clubs - everywhere, everywhere, and from everywhere air over the road heard the call - consolation and exhortation, which all sounds the same. The simplicity of the uncomplicated saves within itself in its truth the riddle of all that is great and lasting. Uninvited, simplicity suddenly enters people and, however, needs to ripen and bloom long. In the inconspicuousness of one and the same simplicity is always a blessing. And the breadth of everything that has grown and matured in its stay near the road, gives peace. In the non-speech of her speeches, as Eckehardt says, an ancient master in reading and living. God first becomes
Скачать
