Текст песни Маяковский - Облако в штанах
Просмотров: 71
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
На этой странице находится текст песни Маяковский - Облако в штанах, а также перевод песни и видео или клип.
Пусти, Мария!
Я не могу на улицах!
Не хочешь?
Ждешь,
как щеки провалятся ямкою
попробованный всеми,
пресный,
я приду
и беззубо прошамкаю,
что сегодня я
«удивительно честный».
Мария,
видишь —
я уже начал сутулиться.
В улицах
люди жир продырявят в четырехэтажных зобах,
высунут глазки,
потертые в сорокгодовой таске,—
перехихикиваться,
что у меня в зубах
— опять!—
черствая булка вчерашней ласки.
Дождь обрыдал тротуары,
лужами сжатый жулик,
мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп,
а на седых ресницах —
да!—
на ресницах морозных сосулек
слезы из глаз —
да!—
из опущенных глаз водосточных труб.
Всех пешеходов морда дождя обсосала,
а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет;
лопались люди,
проевшись насквозь,
и сочилось сквозь трещины сало,
мутной рекой с экипажей стекала
вместе с иссосанной булкой
жевотина старых котлет.
Мария!
Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово?
Птица
побирается песней,
поет,
голодна и звонка,
а я человек, Мария,
простой,
выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
Мария, хочешь такого?
Пусти, Мария!
Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка!
Мария!
Звереют улиц выгоны.
На шее ссадиной пальцы давки.
Открой!
Больно!
Видишь — натыканы
в глаза из дамских шляп булавки!
Пустила.
Детка!
Не бойся,
что у меня на шее воловьей
потноживотые женщины мокрой горою сидят,—
это сквозь жизнь я тащу
миллионы огромных чистых любовей
и миллион миллионов маленьких грязных любят.
Не бойся,
что снова,
в измены ненастье,
прильну я к тысячам хорошеньких лиц,—
«любящие Маяковского!»—
да ведь это ж династия
на сердце сумасшедшего восшедших цариц.
Мария, ближе!
В раздетом бесстыдстве,
в боящейся дрожи ли,
но дай твоих губ неисцветшую прелесть:
я с сердцем ни разу до мая не дожили,
а в прожитой жизни
лишь сотый апрель есть.
Мария!
Поэт сонеты поет Тиане,
а я —
весь из мяса,
человек весь —
тело твое просто прошу,
как просят христиане —
«хлеб наш насущный
даждь нам днесь».
Мария — дай!
Мария!
Имя твое я боюсь забыть,
как поэт боится забыть
какое-то
в муках ночей рожденное слово,
величием равное богу.
Тело твое
я буду беречь и любить,
как солдат,
обрубленный войною,
ненужный,
ничей,
бережет свою единственную ногу.
Мария —
не хочешь?
Не хочешь!
Ха!
Значит — опять
темно и понуро
сердце возьму,
слезами окапав,
нести,
как собака,
которая в конуру
несет
перееханную поездом лапу.
Кровью сердце дорогу радую,
липнет цветами у пыли кителя.
Тысячу раз опляшет Иродиадой
солнце землю —
голову Крестителя.
И когда мое количество лет
выпляшет до конца —
миллионом кровинок устелется след
к дому моего отца.
Вылезу
грязный (от ночевок в канавах),
стану бок о бок,
наклонюсь
и скажу ему на ухо:
— Послушайте, господин бог!
Как вам не скушно
в облачный кисель
ежедневно обмакивать раздобревшие глаза?
Давайте — знаете —
устроимте карусель
на дереве изучения добра и зла!
Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу,
и вина такие расставим по столу,
чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу
хмурому Петру Апостолу.
А в рае опять поселим Евочек:
прикажи,—
сегодня ночью ж
со всех бульваров красивейших девочек
я натащу тебе.
Хочешь?
Не хочешь?
Мотаешь головою, кудластый?
Супишь седую бровь?
Ты думаешь —
этот,
за тобою, крыластый,
знает, что такое любовь?
Я тоже ангел, я был им —
сахарным барашком выглядывал в глаз,
но больше не хочу дарить кобылам
из сервской муки изваянных ваз.
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал,
что у каждого есть голова,—
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, ц Mary! Mary! Mary!
Let go, Mary!
I can not on the streets!
You do not want?
Waiting,
cheeks fail yamkoyu
tried by all,
unleavened
I will come
toothless and mumbled,
today I
"Surprisingly honest."
Maria
see -
I began to slouch.
In the streets
fat people in the four crops of Hole,
protruding eyes,
frayed in sorokgodovoy Tasca -
perehihikivatsya,
I have in the teeth
- Again! -
stale loaf of yesterday's caress.
Rain obrydal sidewalks,
puddles compressed crook
Wet, Licking cobblestone streets clogged corpse
but on gray eyelashes -
Yes! -
eyelashes frosty icicles
tears from the eyes -
Yes! -
descended from the eye drain pipes.
All pedestrians face the rain sucked,
and in carriages loschilsya for bold athlete athlete;
burst people
proevshis through,
and oozed through cracks fat,
muddy river flowed with crew
bun with issosannoy
zhevotina old cutlets.
Mary!
Like zazhirevshee ear squeeze them quiet word?
Bird
begging song
sings,
hungry and call,
and I'm a man, Mary,
simple,
vyharkanny consumptive night in dirty hand Presnya.
Mary, do you want this?
Let go, Mary!
Cramps fingers clamp iron throat I call!
Mary!
Zvereyut streets pastures.
On the neck bruise fingers crush.
Open!
It hurts!
You see - stuck
in the eyes of the millinery pins!
Empty.
Baby!
Do not be afraid,
that my neck cowhide
potnozhivotye wet mountain woman sitting -
This I drag through life
Millions of huge pure love
and a million million dirty little love.
Do not be afraid,
that again
treason in bad weather,
I cling to the thousands of pretty people -
"Mayakovsky's love!" -
but this w dynasty
He ascended to the heart of a crazy queens.
Mary, closer!
The stripped shamelessness,
in fearful trembling there,
but let your lips neistsvetshuyu charm:
I heart never not lived until May,
and lived life
April has only one hundredth.
Mary!
Tian singing poet's sonnets,
and I -
full of meat,
all people -
just ask your body,
like asking Christians -
"Our daily bread
Give us this day. "
Maria - Give!
Mary!
Your name, I'm afraid to forget
poet afraid to forget
some
born in the throes of nights word
the majesty equal to God.
Your body
I will cherish and love,
as a soldier,
chopped off in battle,
unnecessary,
nobody,
protects his only leg.
Maria -
You do not want?
You do not want!
Ha!
So - again
dark and downcast
I take heart,
okapav tears,
carry
like a dog,
which kennel
bears
Moved train paw.
Blood heart raduyu road,
stick flowers in the dust jacket.
A thousand times oplyashet Herodias
sun earth -
the head of the Baptist.
And when my number of years
vyplyashet to the end -
krovinok million usteletsya trail
to the house of my father.
Getting out
dirty (from roosting in the gutters)
I will side by side,
slope
and I will say in his ear:
- Listen, Mr. God!
Are not you bored
a cloudy jelly
daily dip razdobrevshie eyes?
Let's - you know -
ustroimte carousel
study the tree of good and evil!
Omnipresent, you'll be in every cupboard,
and wine are placed around the table,
I wanted to go to Key ka-poo
gloomy Peter the Apostle.
And in heaven yet make Evochek:
Command -
Well tonight
all avenues beautiful girls
I nataschili you.
Would you?
You do not want?
Shakes his head, kudlasty?
Supish gray eyebrow?
You think -
This,
for you, krylasty,
I know what love is?
I am also an angel, I was named -
diabetes lamb peering into the eye,
but I do not want to give mares
of Sèvres vases sculpted flour.
Almighty, you are inventing a pair of hands,
I made,
that everyone has a head -
why do not you invent,
so it was without pain
kiss u
Скачать
