Михаил Жванецкий все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Звонок в шесть утра.Я снимаю трубку:
- Позовите, пожалуйста, бабу Ягу.
- Что? Кто? Какого дьявола...
- Нет, нет, дьявола не нужно. Именно бабу Ягу.
- Это кто звонит?
- Это баба Яга,? Это мама одного нехорошего мальчика.
- Кто? Чего? Какая мама, какого мальчика?
- У меня мальчик балуется, звать Сёмочка. Это баба Яга?

Очень большие трудности у киношников. Самые большие, жуткие трудности у киношников. Прямо не знаешь. Требования к достоверности возросли, а танков старых нет, маузеров мало. Фрак народ носить разучился. Хамство и грубость в Сибири как раз получается ничего, а образование в Петербурге не идет пока. Аристократизм в Петербурге пока не идет. Если герой просто сидит - еще ничего, а как рот откроет - так пока не идет. Или, там, собственное достоинство, вот эта неприкасаемость личности...

Чувствуется, что ему рассказывали. Может, требовали, ругали, зарплаты лишали, по больничному не платили. Ну, чтобы сыграл он чувство этого достоинства. И, видимо, хочет: и голову поднимает, и на цыпочки, и выпивает, чтоб укрепиться, но еще не знает как.

Женская гордость - так, чтоб без мата, изнутри... Ну, еще когда лежит, укрывшись простыней, диктор говорит:

"Гордая очень". А когда откроется, так еще пока не доносит - вздрагивает, косится, и это еще чувствуется.

В супружеской жизни самое неприятное - нестыковка во времени.
Допустим, вы хотите ругаться, а она пошла спать. А вам надо.
А вам просто надо: и время есть, и повод прекрасный. И не в кого все это.
Все слова выстроились - не в кого запустить. На ваш крик: "Ты что, спишь? - нет ответа. - Ты чего это вдруг ночью спишь?" Такая жена нам не нужна.

Для скандала надо брать темпераментную, плохо спящую, легко переходящую на визг, плач и тряску. Тогда вы всегда в хорошей форме: быстрый, чуткий, ускользающий, как молодая рысь. Ночами не спите, а лежите в углу на тряпке, с высокоподнятой головой и прислушиваетесь все время.

Вот из-за вашей манеры уворачиваться практически кончились все чашки и тарелки. Это скандал музыкальный, все соседи подтвердят. Это скандал музыкальный, скандал-концерт, очень интересный со стороны. Вначале ваш низкий голос, там что-то типа: бу-бу-бу-бу-бу, затем вой, визг, плач, а-а, ба-бах, вступил сервиз - и тишина. Во второй части опять ваш живучий низкий голос - ба-бах, нарастание, вой, визг, писк, трах - тишина.

Вторая половина XX века.

Туберкулез отступил.

Сифилис стал шире, но мельче.

Воспаление легких протекает незаметно.

Два яблока

В Одессе отец зажал сына в углу.
- У тебя два яблока. Я одно выбросил. Сколько у тебя осталось?

Тихое скуление.

- У тебя было два яблока. Я одно порезал на куски. Сколько у тебя осталось?

-Ну, расскажите мне, что вас так тревожит?
- Наша жизнь. Разве вы сумеете мне помочь?
- Попробуем. Что именно вас тревожит?
- Они что, идиоты? Они что, не понимают?
- Седуксен, тазепам, 1 таблетка после еды 3 раза в день.
- Поможет? Спасибо. Я с дипломом инженера стал полным идиотом, не понимаю, как они не понимают. Я не хочу зарабатывать. Я ничего не понимаю.
- Элениум перед сном.
- Ага. И я все пойму?

Все очень просто, если понимаешь женский язык. Едет женщина в метро. Молчит. Кольцо на правой руке - замужем, спокойно. Все стоят на своих местах. Кольцо на левой развелась. Два кольца на левой - два раза развелась. Кольцо на правой, кольцо на левой - дважды замужем, второй раз удачно. Кольцо на правой и серьги - замужем, но брак не устраивает.

Два кольца на правой, серьги - замужем и есть еще человек. Оба женаты. Один на мне. Оба недовольны женами.

Кольцо на правой, одна серьга - вообще-то я замужем.

Кольцо на левой, кольцо на правой, серьги, брошь - работаю в столовой.

Жизнь коротка. И надо уметь.
Надо уметь уходить с плохого фильма. Бросать плохую книгу.
Уходить от плохого человека.
Их много.
Дела не идущие бросать. Даже от посредственности уходить.
Их много. Время дороже.
Лучше поспать.
Лучше поесть.

А я говорю: чтобы нашими людьми руководить, надо с утра немного принять. Не для удовольствия. Просто чтобы понять своих трудящихся. С восьми утра, как положено. Вот вы слышали — ругаются на предприятии, директор кроет, подчиненные возражают? Это все — трезвые люди. Слегка выпимший никогда такого не допустит. Кто же будет налетать на другого, если у обеих, ну просто у обеих празднично на душе. Хорошо с утра. Чтобы производство стало красивое, кабинеты чистенькие, вахтерша баба Даша сексуальная. Это чтоб все в порядок привести — сколько времени и трудов надо! А так все с утра по чуть-чуть, по слегка, чтоб солнце побыстрей взошло. Но все! И не нужны расходы на приведение территории в порядок.
Значит, грубость исчезла — это раз. Для руководителя, который этой конторой руководит, это главное. Он только крикнет из окна: «Контакт!» — мы со двора: «Есть контакт!» «От винта!» — мы: «Есть от винта!» Значит, можно потребовать, и тебя поймут. Можно направить человека, и он пойдет. Может, он и не сразу дойдет. Может, он и не туда пойдет — это неважно. Важно, что он выйдет доброжелательно.
Ну, конечно, картина не такая лучезарная: есть среди нас еще непьющие. Я сам видел одного такого года два назад — аж синий. Глаза горят, руки растопырены, весь скрюченный, недовольный. За ними, конечно, уже и последить можно. Не может быть, чтоб он просто так не пил — он или к нам заброшен, или, от нас. Он себя раскроет, он сболтнет. Хотя трезвые — народ скрытный, не поймешь, что у него на душе. Мы откровенней. Ну, конечно, тот, который лежит в канаве, может, не сразу выразит, что у него накопилось. Значит, выразит постепенно, сюда же, в канаву, и двое-трое наших, лежащих рядом, все это поймут.
У нас все внимание идет человеку, а не той дурной машине, потому что среди наших от механизации высокая травматизация, особенно в литейке. Сколько наших не могло перепрыгнуть тот ручей! До середины долетали и исчезали к чертовой матери. А кто в шестернях вращался подолгу. Не по долгу службы, а подолгу времени.
Выключить все, залить все водой, чтоб сохранить праздник, чтоб солнце большое и мелкие отдельные недостатки сливались в один и пропадали вдали на радость веселым, доброжелательным людям с блестящими с утра глазами.

Группа людей со скорбными лицами и музыкальными инструментами. Впереди бригадир - дирижер. Звонок. Выходит жилец.
Бригадир (вежливо приподнимает шляпу): Ай-я-яй, мне уже говорили. Такое горе!
Жилец: Какое горе?
Бригадир: У вас похороны?
Жилец: Похороны?
Бригадир: Ришельевская шесть, квартира семь?
Жилец: Да.
Бригадир: Ну?

Говорят, что карта мира не имеет белых пятен, что открыты острова и плывут материки. Очертания известны, и теченья интересны, и журнал "Вокруг света" печатает карты и рассказы.

Вы расскажите мне про Париж.

Вы говорите, там розовый воздух, вы говорите, там бульвар Инвалидов и повсюду маленькие бистро.

Вы говорите, там художники рисуют на улицах и приезжие чувствуют себя как дома.

Он (по телефону). Девушка, девушка, в чем дело? У меня уже несколько дней молчит телефон, девушка?
Она. Как? Разве вам ничего не говорили?
Он. Нет.
Она. А вы открытку получали?
Он. Нет.
Она. Как? Вы же должны были получить.
Он. Да. А я не получил.
Она. Вы должны были получить. (Кладет трубку.)

Все мне говорят: не ищите легкую жизнь, но никто не объясняет, почему я должен искать тяжелую?! У каждого свое увлечение. Один марки коллекционирует, другой – монеты старинные. А я хочу современные. У меня свое. Хочет человек иметь много денег. Это же не преступление, это увлечение. Так ведь сейчас все зажали. У академиков мне оклад как раз нравится, но это труды какие-то надо иметь, искрить, в дыму сидеть, червей скрещивать. Как у них там: сначала – кандидат, потом – доцент, потом – профессор. Пока тебе дадут этот оклад – позеленеешь. Им всем по сто лет. Абсурд!

Государственная премия сравнительно неплохая, если так вдруг сразу получить. Но тоже всю идею испортили. Открытия какие-то надо сделать. Причем я бы сделал, не жалко, но как? Где? В какой области? Поподробнее давай! Может, месторождения какие открыть? Скажи, куда ехать. По карте, к сожалению, не могу, не ориентируюсь. Укажи транспорт, местность, там уже, в конце концов, пацаны покажут. Если алмазы, тоже могу на жилу попасть, золото промою, если блестит. А они не говорят, где искать, сами, мол, копайтесь. Ну я за город выехал на трамвае, немного покопал. Дождь пошел, а я в костюме. Миску набрал, под краном перемывал. Ни черта. Засорил водопровод.

Открытия тоже могу сделать. Что значит фундаментальные? Какие могу, во-первых, а во-вторых, давай поподробнее, поподробнее давай. Что-нибудь из химии? Что-то куда-то накапать? Скажи что куда. У меня посуда кое-какая есть. Ты же дай человеку заработать.

Песню предлагали писать для радио – первая премия пятьсот рублей. Ну, пятьсот так пятьсот – тоже не валяются. Я сел за этот, за стол. Долго так сидел. Часа два. Напевчик намурлыкал. Словами так отобразил. И там подвох. Ноты, оказывается, надо знать. Я им позвонил по телефону. Напел в трубу. Скандал вышел. Девушка молодая, еще слабая. Она упала, что ли. А трубку не могут у нее из рук. Я-то пою... Голос у меня – сам знаешь, но пятьсот рублей – дозарезу А тут – очередь. А я в автомате пою и прошу, чтоб записали. Конфликтнули мы с одним из очереди, так что я уже на работу не пошел. Пробовал роман. Но тоже: если уволиться и писать, то жить на что? А если работать и писать, то жить когда? Может, сначала премию?!

Необходимость мышления впервые была признана еще до нашей эры. Сегодня она наконец-то отвергнута. Когда ты без мозгов, куда бы ты ни шел, получается — вперед.
Без мозгов ты, конечно, больше двигаешься.
Тебе надо и туда, и сюда.
Ты же не знаешь—куда.
Тебе повсюду надо.
И ты подвижен, спортивен.
Ты следишь за своим здоровьем.
Тебя же ничего от него не отвлекает.

Наша!
Все кричат: "Француженка, француженка!" - а я так считаю: нет нашей бабы лучше. Наша баба - самое большое наше достижение. Перед той - и так, и этак, и тюти-мути, и встал, и сел, и поклонился, романы, помолвки... Нашей сто грамм дал, на трамвае прокатил - твоя.
Брак по расчету не признает. Что ты ей можешь дать? Ее богатство от твоего ничем не отличается. А непритязательная, крепкая, ясноглазая, выносливая, счастливая от ерунды. Пищу сама себе добывает. И проводку, и известку, и кирпичи, и шпалы, и ядро бросает невидимо куда. А кошелки по пятьсот килограмм и впереди себя - коляску с ребенком! Это же после того как просеку в тайге прорубила. А в очередь поставь - держит! Англичанка не держит, румынка не держит, наша держит. От пятерых мужиков отобьется, до прилавка дойдет, продавца скрутит, а точный вес возьмет.
Вагоновожатой ставь - поведет, танк дай - заведет. Мужа по походке узнает. А по тому, как ключ в дверь вставляет, знает, что у него на работе, какой хмырь какую гнусность ему на троих предложил. А с утра - слышите? - ду-ду-ду, топ-топ-топ, страна дрожит: то наши бабы на работу пошли. Идут наши святые, плоть от плоти, ребрышки наши дорогие.

Ох, эти приезжающие - финны, бельгийцы, новозеландцы. Лучше, говорят, ваших женщин в целом мире нет. Так и расхватывают, так и вывозят богатство наше национальное. В чем, говорят, ее сила - она сама не соображает. Любишь дурочку - держи, любишь умную - изволь. Хочешь крепкую, хочешь слабую...
В любой город к нему едет, потерять работу не боится. В дождь приходит, в пургу уходит. Совсем мужчина растерялся и в сторону отошел. Потерялся от многообразия, силы, глубины. Слабже значительно оказался наш мужчина, значительно менее интересный, примитивный. Очумел, дурным глазом глядит, начальство до смерти боится, ничего решить не может. На работе молчит, дома на гитаре играет. А эта ни черта не боится, ни одного начальника в грош не ставит. До Москвы доходит за себя, за сына, за святую душу свою. За мужчин перед мужчинами стоит.
Так и запомнится во весь рост: отец плачет в одно плечо, муж в другое, на груди ребенок лет тридцати, за руку внук десяти лет держится. Так и стоит на той фотографии, что в мире по рукам ходит,- одна на всю землю!

“И то, что они целуют вас - ничего не значит, и то, что они выходят за вас - ничего не значит. Всю жизнь будете думать, что она вас любит, и она вам это будет говорить, и не узнаете правды, и проживёте счастливо...”

О себе я могу сказать твердо. Я никогда не буду высоким. И красивым. И
стройным. Меня никогда не полюбит Мишель Мерсье. И в молодые годы я не буду
жить в Париже.
Я не буду говорить через переводчика, сидеть за штурвалом и дышать
кислородом.
К моему мнению не будет прислушиваться больше одного человека. Да и
эта одна начинает иметь свое.
Я наверняка не буду руководить большим симфоническим оркестром радио и

- В чем дело, здравствуйте? Вы хотите войти, здравствуйте? Вы хотите ехать, здравствуйте? - Да, да, не беспокойтесь, дайте взойти.
- Хор надо имени Пятницкого позвать, чтобы ради такого праздника именно... Можно тронуться именно?
- Да, троньтесь быстро, у меня куча дел.
- Все, все, я капитан, я даю команду, чтоб вы знали. И-и-так! Во-первых, спокойно мне, всем стоять! И, во-вторых, а ну-ка мне отдать концы, спокойно всем!
- Почему именно вам?
- Тихо! Ша! Чтоб мухи не было мне слышно!
- Вам слышно?
- Тихо! Отдать концы. Я говою именно тебе. Яша, отдать концы!

Это заблуждение, что у вас в трубке один человек. В одесском телефоне - толпы людей в одной трубке. Вы только снимаете, там уже начинают суетиться:

- Это кто к нам присоединился?
- Ты разве не слышишь?
- Да слышу я, слышу. Но он молчит. Вы что, подслушиваете?
- Я не подслушиваю. Я из больницы говорю. Мне нужна Мила. Мила, мне нужно мыло. Мыло, мыло мне нужно.
- Вы только что присоединились?
- Да он уже давно говорит.

Касса всегда была здесь!!!

.

" Она на его колене ".
.

Она на его колене пальцем чертила маршрут. Он с волнением следил. Она шла выше:

Отодвинули облако и спросили:
- Ты ее любишь?
- Да.
- Ты ее ненавидишь?
- Да.
- Ты ее не можешь забыть?
- Да.
- Жизнь без нее потеряла смысл?

Здесь хорошо там, где нас нет. Здесь, где нас нет, творятся героические дела и живут удивительные люди. Здесь, где нас нет, растут невиданные урожаи и один за другого идет на смерть. Здесь, где нас нет, женщины любят один раз и летчики неимоверны. Как удался фестиваль, где нас не было. Как хороши рецепты блюд, которых мы не видели. Как точны станки, на которых мы не работаем. Как много делают для нас разные учреждения. А мы все не там. А мы в это время где-то не там находимся. Или они где-то не там нас ищут?

И выступают люди и рассказывают, как они обновляют, перестраивают, переносят, расширяют для удобства населения. Для удобства населению, население, населением – где ж это население... ниям... нием?.. И дико обидно, что все это где-то здесь. Вот же оно где-то совсем здесь. Ну вот же прямо в одном городе с нами такое творится – ночи не спишь, все выскакиваешь – где? Да вот же тут. Да вот тут, буквально.

Ведь модернизировали, подхватили, перестроились, внедрили новый коэффициент, включаешь – не работает. И медленно понимаешь, что нельзя, конечно, оценивать работу таких огромных коллективов по машинам, которые они клепают.

Ну собирают они автобус, ну это же неважно, что потом водитель на морозе собирает его опять. Что при торможении на ноги падают вентиляторы и рулевые колонки, что веником проведешь по двигателю – сметешь карбюратор, фильтр, головку блока. И после всех улучшений она тупее любого водителя, ибо он успевает реагировать на уличное движение, она – никак, хоть ты тресни. Конечно, лучше такую машину отдавать в мешке. Кому надо, тот соберет, потому что не в машине суть, а в интереснейших делах. Гораздо важнее, что творится внутри предприятия, будь то театр, автозавод или пароход.

Пилот пробежал по самолету и скрылся в хвосте. Потом выскочил:

– Граждане, отвертка есть? Нет? Пассажиры называется.

Бросился обратно. Из кабины выскочили двое с ведрами:

– Без паники, без паники!

Вот она, наполненная жизнь!

После тусклой недели литературной работы. Наконец...

Солнце ударило из зенита. Вчерашнее стоит столбом. Трудно вспомнить, так как невозможно наморщить лоб. Только один глаз закрывается веком, остальные - рукой.

Из денег только то, что завалилось за подкладку. Такое ощущение, что в руках чьи-то колени. Несколько раз подносил руки к глазам - ни черта там нет.

Я говорю теще:

- Софья Генриховна, скажите, пожалуйста, не найдется ли у вас свободной минутки достать швейную машинку и подшить мне брюки?

Ноль внимания.

Я говорю теще:

Хватит спорить о вариантах зернопогрузчика. Долой диспуты вокруг технических вопросов.
Мы овладеваем более высоким стилем спора. Спор без фактов. Спор на темпераменте. Спор, переходящий от голословного утверждения на личность партнера.

Что может говорить хромой об искусстве Герберта фон Караяна? Если ему сразу заявить, что он хромой, он признает себя побежденным.

О чем может спорить человек, который не поменял паспорт? Какие взгляды на архитектуру может высказать мужчина без прописки? Пойманный с поличным, он сознается и признает себя побежденным.

И вообще, разве нас может интересовать мнение человека лысого, с таким носом? Пусть сначала исправит нос, отрастит волосы, а потом и выскажется.

Музыкальный вагон. Три солиста, хор, торможение, разгон.

Девушка - Молодой человек, уступите место бабушке. Как вам не стыдно. Ей лет семьдесят. Садитесь, бабушка.
Бабушка - Не хочу я садиться. Чего вы за меня выступаете. Семьдесят, семьдесят, вам какое дело.
Хор - Чего действительно тут.
Девушка - Как вам не стыдно, бабушка, вы же меня ставите в неловкое положение. Садитесь - встань - садитесь!
Бабушка - Не хочу садиться. Пусть сидит, зачем ты затеваешь?
Хор - Чего рвешься? Чего маешься? Пусть сидит.

Очень большие трудности у киношников. Самые большие, жуткие трудности у киношников. Прямо не знаешь. Требования к достоверности возросли, а танков старых нет, маузеров мало. Фрак народ носить разучился. Хамство и грубость в Сибири как раз получается ничего, а образование в Петербурге не идет пока. Аристократизм в Петербурге пока не идет. Если герой просто сидит - еще ничего, а как рот откроет - так пока не идет. Или, там, собственное достоинство, вот эта неприкасаемость личности...

Чувствуется, что ему рассказывали. Может, требовали, ругали, зарплаты лишали, по больничному не платили. Ну, чтобы сыграл он чувство этого достоинства. И, видимо, хочет: и голову поднимает, и на цыпочки, и выпивает, чтоб укрепиться, но еще не знает как.

Женская гордость - так, чтоб без мата, изнутри... Ну, еще когда лежит, укрывшись простыней, диктор говорит:

"Гордая очень". А когда откроется, так еще пока не доносит - вздрагивает, косится, и это еще чувствуется.

Я хочу вот что сказать: ведь для себя работаем и, что еще хуже,- для внутреннего употребления.

Я не имею в виду импорт. Я имею в виду внутреннее глотание. Как в аптеке пишут. Никуда это не уходит. Это свой другой такой же должен глотать. Это не стрижка, которой в массе мы не овладели. Значит, так и ходим. Человек в плохой стрижке может что-то изобрести или встать утром и поехать-таки на работу. И в суровом пальто поедет. Он не поедет, если чего съел для внутреннего употребления. Что смешно: те лекарства, что подробно делаем, точно выдерживая технологию, сами и глотаем. А потом слышны медицинские крики — как же, точно по формуле СН3СОС2Н5 плюс метилхлотилгидрат на пару — не помогает, а точно такая же швейцарская сволочь эту бациллу берет. Опять проверяем СН3СОС2Н5 на пару — не берет, и, что особенно противно, название у них одинаковые. Опять говорю — нам же самим это глотать!

Те, что сравнивают, сидят, глотают то, что берет, и с сожалением смотрят вниз и думают: когда же мы тут научимся? Ну а Швейцария, совсем маленькая страна. Красноярский край покрывает ее, как бык овцу. Она тужится и работает, как дизель в Заполярье, но не в состоянии вылечить всех желающих в той далекой стране, где мы как раз и процветаем.

Тщательней надо, ребята, формулу нам дали СН3СОС2Н5 два часа на пару —, и не берет. Должна брать… Может, руки надо помыть тому заскорузлому пацану, что колбу держит. Не хочет сам — силой помыть.

Все мне говорят: не ищите легкую жизнь, но никто не объясняет, почему я должен искать тяжелую?! У каждого свое увлечение. Один марки коллекционирует, другой – монеты старинные. А я хочу современные. У меня свое. Хочет человек иметь много денег. Это же не преступление, это увлечение. Так ведь сейчас все зажали. У академиков мне оклад как раз нравится, но это труды какие-то надо иметь, искрить, в дыму сидеть, червей скрещивать. Как у них там: сначала – кандидат, потом – доцент, потом – профессор. Пока тебе дадут этот оклад – позеленеешь. Им всем по сто лет. Абсурд!

Государственная премия сравнительно неплохая, если так вдруг сразу получить. Но тоже всю идею испортили. Открытия какие-то надо сделать. Причем я бы сделал, не жалко, но как? Где? В какой области? Поподробнее давай! Может, месторождения какие открыть? Скажи, куда ехать. По карте, к сожалению, не могу, не ориентируюсь. Укажи транспорт, местность, там уже, в конце концов, пацаны покажут. Если алмазы, тоже могу на жилу попасть, золото промою, если блестит. А они не говорят, где искать, сами, мол, копайтесь. Ну я за город выехал на трамвае, немного покопал. Дождь пошел, а я в костюме. Миску набрал, под краном перемывал. Ни черта. Засорил водопровод.

Открытия тоже могу сделать. Что значит фундаментальные? Какие могу, во-первых, а во-вторых, давай поподробнее, поподробнее давай. Что-нибудь из химии? Что-то куда-то накапать? Скажи что куда. У меня посуда кое-какая есть. Ты же дай человеку заработать.

Песню предлагали писать для радио – первая премия пятьсот рублей. Ну, пятьсот так пятьсот – тоже не валяются. Я сел за этот, за стол. Долго так сидел. Часа два. Напевчик намурлыкал. Словами так отобразил. И там подвох. Ноты, оказывается, надо знать. Я им позвонил по телефону. Напел в трубу. Скандал вышел. Девушка молодая, еще слабая. Она упала, что ли. А трубку не могут у нее из рук. Я-то пою... Голос у меня – сам знаешь, но пятьсот рублей – дозарезу А тут – очередь. А я в автомате пою и прошу, чтоб записали. Конфликтнули мы с одним из очереди, так что я уже на работу не пошел. Пробовал роман. Но тоже: если уволиться и писать, то жить на что? А если работать и писать, то жить когда? Может, сначала премию?!

Михаил Жванецкий: У кассы
-Дайте мне два билета по безналичному расчету, дайте! Мне подождать? Я подожду. Дайте мне два билета по безналичному расчету, дайте мне. Подождать? Я подожду. Дайте мне два билета, дайте!
- А вы кто такой?
- Я Петров, уполномоченный.
- Чем вы докажите, что вы - Петров?
- Вот мое удостоверение! Видите? Вот!
- Мало ли что я вижу. Я все вижу. Вот верю ли я?
- Вот письма на мое имя, вот бланки, читайте, все - Петрову, читайте!

Десяткам тысяч возвращено зрение, миллионам возвращен слух. Правда, с появлением зрения возникают новые проблемы: квартира – ремонт, изображение в зеркале требует замены.

С возвращением слуха слышны крики в трамвае и юмор, комментарии по телевидению международной жизни.

Массу людей вылечили от болезней желудка. Им нельзя было есть жирное. Теперь можно есть все. Все, что есть, можно есть. То есть появление новых лекарств и исчезновение старых продуктов образует взаимозаменяемые пары.

Обильная пища вызывает склероз сосудов.

- В чем дело, здравствуйте? Вы хотите войти, здравствуйте? Вы хотите ехать, здравствуйте?
- Да, да, не беспокойтесь, дайте взойти на параход.
- Хор надо имени Пятницкого позвать, ради такого праздника именно... Можно тронуться именно?
- Да, троньтесь быстро, у меня куча дел.
- Все, все, я капитан, я даю команду, чтоб вы знали. И-и-так! Во-первых, спокойно мне, всем стоять! И, во-вторых, а ну-ка мне отдать концы, спокойно всем!
- Почему именно вам?
- Тихо! Чтоб мухи не было мне слышно!
- Вам слышно?

Самое мерзкое чувство - чувство благодарности. Приходится его чувствовать. Приходится благодарить..Ну действительно, тебе посвятили, тебе подарили, для тебя работали и привезли. И вот ты получил эту коробку. Ходишь дней 10 благодарный..мерзкое состояние. Надо звонить, отмечаться. Даже если там не хотят..но ты то благодарен!..) Другое дело обида. Святое чувство! Наслаждение! Меня забыли, не звонили, не поздравили..все молчат. Они не спрашивают где я..Вы что не видите что меня нет? Вы что не слышите что я молчу?

Я в городе не могу. Я хочу улицу на красный свет переходить. Я должна перебегать там, где я хочу. Я не могу ждать открытия парка или сезона, я должна делать то, что я хочу. Неужели это непонятно? Я не могу жить среди переходов, перекрёстков, звонков, свистков, ограждений.
Ну, дерево стоит. Оно же такое, как я. Почему его охраняют, а меня нет? Я не могу с восьми до пяти. Я не могу по звонку бежать на работу, я должна бежать, когда я хочу.
Мне девятнадцать. Я росла на берегу, на камнях. Я бегала с мальчиками. Я не хотела учить музыку, потому что я не могу сидеть. Я и так пою, зачем мне рояль? И бегаю босиком. Я должна бегать там, где я хочу. Я должна жить там, где я хочу.
Мы птиц охраняем, чтобы они летали, где хотят. Как же мы человеку говорим: живи здесь, ходи туда, здесь не ходи, здесь не лежи, здесь не пой. Вы меня извините, я в городе не могу.
Приезжайте в Батуми, пойдёте по дороге на Михенджаури, зайдите в лес и крикните: «Диана!» – и я выйду!