- Девятый сон Веры Павловны
Творческую манеру Виктора Пелевина можно назвать "постсоциалистическим сюрреализмом". Повести и рассказы, входящие в состав этого сборника, по праву вошли в золотой фонд современной отечественной литературы. Более того – они сделали Пелевина самым читаемым современным интеллектуальным писателем.
А в аудиоформате открываются новые грани культовых произведений Виктора Пелевина!
Запись содержит ненормативную лексику
Содержание:
Девятый сон Веры Павловны (Лидия Леликова)
Затворник и Шестипалый (Андрей Курилов)
- Жизнь насекомых
проза /чит.МаковецкийСй
Анн:Творческую манеру Виктора Пелевина можно назвать «постсоциалистическим сюрреализмом». Так, в «Жизни насекомых» его герои одновременно и люди (рэкетиры, наркоманы, мистики, проститутки), и насекомые. Эта коллекция типажей и реальна, и надумана, что позволяет автору с едким остроумием описывать нашу действительность, а порой и давать свои прогнозы. Насколько они окажутся верны — время покажет...
- Кормление крокодила Хуфу
Анн:Подготовка рукописи к печати велась в обстановке строжайшей секретности — сотрудники издательства, имевшие к ней доступ, давали подписку о неразглашении. В книгу вошли пять произведений: «Зал поющих кариатид», «Кормление крокодила Хуфу», «Некромент», «Пространство Фридмана», «Ассасин». По словам издателей, эта книга посвящена современной действительности и очень точно ее отражает. Вместе с тем она, вопреки названию, не о политике.
- Небо редко бывает таким высоким
«Небо редко бывает таким высоким, — подумал он, щурясь. — В ясные дни у него вообще нет высоты — только синева. Нужны облака, чтобы оно стало высоким или низким. Вот так и человеческая душа — она не бывает высокой или низкой сама по себе, всё зависит исключительно от намерений и мыслей, которые её заполняют в настоящий момент… Память, личность — это всё тоже как облака… Вот, например, я…»
Виктор Пелевин. "t" . (отрывок).
- Тайм аут или Вечерняя Москва
После банальной кончины (взорвали козлы в собственном поршаке) Вован Каширский, наконец, очнулся. Он находился в странном тускло-сером пространстве, а под ногами была ровная плита из тёмного камня, уходящая во все стороны, насколько хватало зрения. Сквозь туман светили далёкие и тусклые разноцветные огни, похожие на лампочки гирлянд Нового Арбата, но Вован не успел к ним приглядеться: вдалеке послышался тяжёлый удар по камню, потом ещё один и он содрогнулся от ужаса. «Янлаван идёт», — понял он.
Янлаван был огромен, как многоэтажный дом, и шёл странно, поворачиваясь при каждом шаге вокруг оси, но такого момента, когда бы он повернулся к Вовану спиной, не было, потому что у Янлавана не было спины, а вместо неё были вторая грудь и второе лицо.
Если первое его лицо было бешено беспощадным (Вован сразу вспомнил про одну гнилую разборку в Долгопрудном, на которую ну совсем не надо было ходить), то другое лицо было на редкость снисходительным и добрым, и, видя его, Вовчик уже ни о чём не вспоминал, а хотел просто бежать к Янлавану и, захлёбываясь в слезах, жаловаться на жизнь и, в особенности, на смерть. Но шёл Янлаван быстро и поскольку в один момент Вовану хотелось кинуться от него прочь, а в другой, наоборот, изо всех сил побежать к нему, в результате он остался на месте и очень скоро Янлаван навис над ним, как Пизанская башня.
«А вот сейчас будет суд», — подумал Вован с оглушительной ясностью. Но суд оказался простой и не страшной процедурой, Вован, на самом деле, даже не успел всерьез испугаться или хотя бы зажмуриться. В руках у Янлавана появился странный предмет, похожий на гигантскую мухобойку. Описав широкую дугу, она взлетела вверх и яростно страшное лицо, которое было в тот момент повёрнуто к Вовану, открыло рот и громовым голосом произнесло приговор: — Калдурас.