ВальсокС вокзалов прокуренных
Все начиналось
Когда я был юн
Все случалось не впрок
Когда я стал молод
Нелепо считалось
Что мир этот создан
Из дальних дорог
Ветер-бродягаВетер-бродяга меня позовет ритмами пыльных дорог
Рифы аккордов помнит и ждёт стертый гитарный порог
Мне бы не трогаться камнем, камнем у тихой реки
И не менять на драмы добрые, детские сны
Что бы не горечь разлуки пить на закате дней
Щурясь на счастье и муки дальних, чужих огней
Ветер-бродяга снова поет старый, как небо, мотив
Место под солнцем ищет своё, снами раскрашенный миф
ВойнаРеки, уставшие течь по земле, переставшей быть,
И не сумевшей родить, утратили разум и речь,
Небо не может согреть лед вековых потерь,
Холоду не остудить смерть сумасшедших дней
Это – языческий пир, режут закланных зверей,
Пьяный от крови мир жаждет порочных блядей,
ВращаясьВращаясь в бессмыслице уличных знаков
Свиваются судьбы в узлы и путы
Тогда их плотно пакуют в транспорт
Который бежит неизменным маршрутом
На протвине города в асфальте с зеленью
Шевелится жарясь людская масса
Натужно скрипя суставами шестерен
Везут эскалаторы потное мясо
ГрозаА этой ночью пришла гроза
И город сопревший в мучениях отдышки
В ленивой неге подставил бока
Бетонных домов и горячие крыши
Но снился мне сон, металлических счёт
Конторская ведомость всех бюрократий
Где мне подписали законный расчёт
Из прежних времен и скрепили печатью
Железнодорожный романПо скованным рельсам бездомные бродят вагоны
А где то в тепле на подушках лебяжъего пуха
Болтают о жизни запахи нежных бульонов
Скрываясь от хаоса вьюг в фишинебельных кухнях
И стаптывая башмаки для возвышенных целей
Они восхищаются фугами пылесосов
Любуясь порой репродукцией Рафаэля
Находят в них мысль, колорит и экспрессию формы
К мамеСолнце скрылось за домами а я хочу поехать к маме
День трястись по перегонам, ночь не спать в пути
Или на аэроплане, потому что между нами
Только взгляд и только слово, только шаг пройти
Только шаг такой тяжелый, только шаг такой не скорый
Потому что сядет солнце и сгустится ночь
Путь не близок и недолог, только мне уже за сорок
И седею, что ж придется, как отец точь в точь
Кантата МосквеЯ не люблю тебя Москва, ты жлобская и понтовая
Звучит похабно песнь твоя, отрыжкой съеденного рая
Твой шаткий трон лесной орды-стульчак царя и самодура
Престол окрашенный в крови, братоубийственной фактуры
Твой самозванный князь и сын-оплот греховности надменной
Ты пленница кавказских вин и Кабаниха от Кардена
Я не люблю тебя Москва, ты ожиревшая Матрона
В глазах твоих стоит тоска, в утробе мертвый плод Садома
Первый снегПервый снег – мы стоим на краю
Между землей и небом
Эта листва увядает в раю
Но я не Адам, ты не Ева
Несколько фраз, несколько нот
Встреча, разлука земная
Но для чего этот тихий уход
Мы никогда не узнаем
ПлотваНа хлебный мякишек плотву ловить во сне и на яву
И ждать сентябрьских дождей в эту июльскую жару
И слушать плеск ленивых волн и дальний колокольный звон
И видеть прошлое своё, листвой упавшее на дно
И собственно, уже не знать, не зла, не божью благодать
И ничего не сочинять, в давно забытую, тетрадь
Лишь перламутр чешуи стряхнуть небрежно словно дни
Что беззаботно упархнув, следа оставить не смогли
Птица в клеткеВ провалах стандартных окон наверно живет беда
Ей счастье сметают по крохам доверия и ума
И здесь не горят до рассвета огни и бессонницы звон
Никто не раскроет секрета поэмы нездешних волн
Никто не посмеет расстаться
От страха прослыть в дураках
С привычкой супругов стесняться
Свой скучный стареющий брак
РеквиемЭта птица, проспавшая утро так нелепо щебечет под вечер, в клетке сдохла безумная кошка, а какой-то бухгалтер в аптеке по реальному блату – немножко – закупил геморройные свечи, а по радио передавали, что театр – у микрофона, и запели, и заиграли нам на кухне поэты для фона «я тебя никогда не забуду, и уже никогда не увижу» , а бухгалтер мечтал о стуле, а я слушал, и вот что услышал
Может быть беспардонно и пошло наблюдать за течением слизи
По разрушенным стенам и окнам нашей спревшей от глупости жизни
Набираю какой-нибудь номер, абонент отвечает спокойно
Что бухгалтер Долдонов помер не от скуки, а от запора
И печатая шаг величаво интернатские пионеры
Проводили конторское чадо, с барабанами по пленэру
И к примеру, достойного только лишь паршивой районной газетки
ТаксиПутешествуя в такси
Ты водителя спроси
Сколько время за рулем
Он в погоне за рублем
Сколько лет уже не спал
Не любил, не доедал
И с акцентом бормоча
Он ответит ча-ча-ча!