Театр Яда все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

- Я понимаю
Некоторые друзья
обломки с детства и еще близкие
- Давай мы !
человек 10
запрещенные действительно на определенный законодательственный период
для просмотра со всех сторон негативов
так что знай :

в ноябре он стал читать пыль
оброс мхом забытья
ломких страниц почерневшего эха
отпуская на волю ручьи полыньи
насущность словесного хлеба.
научился быть черным на белом снегу
инородное тело внедряя в основу
толченых фундаментов сочную гниль

прямой эфир
ложный вызов

по
ком
твердит
в
колокол

Чтоб объяснить, что я устал, не нужно слов
Я ненавижу малолеток, мажоров и ментов
В моё бесчувственное сердце бессмысленно стучать
Орехи можно им колоть и гвозди забивать
В моей железной голове лабиринт из проводов
Я ненавижу гей-парады, деньги и битлов
Мне секс со светской дамой совсем не интересен
Я на любой помойке найду себе принцессу

Иногда слишком часто
вовремя потерянное время лучше
проторенных следов.
Приступим, загодя перешагнув,
сто раз окрысившись вширь -
в тартарары.
За бортом гниет шиншилловый асфальт
в колючих проволочках освобождения...

«иногда» слишком часто.
вовремя потерянное время лучше
проторенных следов.
приступим, загодя перешагнув,
сто раз окрысившись вширь —
в тартарары.
за бортом гниет шиншилловый асфальт
в колючих проволочках

Не надо уделять столько внимания своей тоске, хотела я сказать. Тоска не гостья. Не надо ставить её любимую музыку, искать для неё стул поудобнее. Тоска — это враг.

© Джанет #Фитч, "Белый Олеандр"

Переходя все
безоглядные границы
кишащие вспышками
звездные кишлаки
обманчивых затиший
голубиная война
недосягаемость связи
требование к дополнительной информации

вернее верного
верней уже не будет
лишь иногда посторонне
в каждом глазу
лишь иногда пуще
распустились и прежде зрелые взгляды
на то, что есть
лишь в другом нет места

вот то-то и оно, что по-прежнему чуждость любого проявленья осталась лишь фиговым листом в кармане всяк сюда входящего, надежного, но непременно лукавого, как утренняя китобойня на суеверном перекрестке, где все излишне, и они не доходят до полноты обострившихся чувств, лишь долго гнушают собой проявить брезгливость, но в результате всего абсолюта, неспешно влача на войлоке жалости странные тени, теряют нарывы, гремят в богосолье и навыках блага, шипят и кипят в мЯсопоТАМской грязи…
(в долине чужого затмения…)

густые жабли сопервые себе жен сапфироворвали
но частые чаще бывали лишь в обликах
обморопроволочны
хижин дейний душницы толиболи
сугиегожиегорложобожие годы гонений

все неизведанные пути уже пройдены
без лишнего междолетья серых ожиданий
всех нужные гвозди уже воссияли
мы просто собираем пепел
на праздник
<...>
равнодействия
всех пожизнненных форм

Замок не вынес тайны
дверь, врезанная в замок не вынесла тайны за дверь
открылась на дно под тяжестью цепей
засовы давно ржаво лежат на главах затонувших
их тяжелые водолазные костюмы
хорошо сохранившееся выдают их видимо доисторическую наклонность к поиску любознательности
их явная видимо несвоевременность
видимо не там, не здесь, ни тогда

здесь зима бесконечна как поезд
свой сотый вагон сжигает копна
съёженный волос разводит в стакане,
натянувшись всем телом на струйках, я
бычьи бока и снег урывает
кусок тепла из моей руки
и кто-то блаженный уже отмирая
сжимает горло моей немой пустоты

гремим в преднамеренном ориентире девятидюймовой фригиды,
в красно-черствую опоясниченью —
лица кармаличных решеток.
кропотливая алая жизнь в карнавальных застенках —
мельтешение кровью периодических идеалов...

Горечь продолжения
Сквозной пунктир пяти всклокоченных звёзд.
Человек сравнявшийся с землёй злосчастный паразит
Поразит своим нездешним масштабом,где же ты
Моя грань исчезновения?

поруганный без боли вышел на пластинах людских сводов,
на терке винтовыполосных лестниц замкнут каждый круг,
под сменой обликов другая ступа, в ночь вскормившая в крестах свидетеля неизгладимой розни. —
каждой твари по усталости и злобе выдан зуб,
а мы ложимся спать,
ложимся позже, чем уснули…
горловые сны, —
всмятку легких механизмов,

дебилсивный депроверст
в отражении танцующих работников энергий
и кулаков фантомный залп
сомнительные пары
шарнир
шашни
почерк превратился в еле скрученную нитку
желтки в руинах

глухие разряды.
утром все пронеслось милосердно,
не поправ закон о рассвете в 1001-м эфире;
я открыл тебе глаза и одел кожи в ситец,
я спокоен и пуст,
наверное, холмы акварели уже созрели для холста твоей неизлечимой порчи,
так распотроши петуха к обеду:
займем картонные стены новым цветом сочтенных дней

для внутренних завершений -
сверитель очистительных работ.
свершённые в погибели улитки
затекали в рот полуистлевших трюмов
рабских штабелей,
вращаясь в круге,
полном циферблатных номеров,
серийности стихий,

На дорогах из 40-ка голов
архангелов
обтекаемых розовым шлемом
разум зачет тебя с ностической схватки(?)
предельный кулак
хваленые местности мимо
поголовные смерть извела
локти

Непобедимым исполином духа красоты
Непостижимым жестом слияния и сути
В холодной плоскости зеркальной и в предсмертьи
Над сонным царствием ты воздвигаешь руки
И блеском леденящим разрываешь тот единственный
Кусок материи, что сохранял молчание
Когда безумцы и слепцы взялись взвалить
На плечи хрупкие весь смысл и достаток

слепые надзиратели спят напротив зеркала, чтобы видеть тех, кто сзади промышляет изголовьем. в густой синеве оборонительных домов, в сквернах материнства, в половых приборах, для безнадежного устройства по местам всех немыслимых вещей и рвений, под одеялом черного тумана дети кружатся в вальсе перед набитым нашими лицами чучелом бога. брезгливо и страшно… словно детство потомства, голова под стеклом в физрастворах наблюдает за буйством плоти. плотные женщины в сливочных платьях невест с вафельной пошлостью наперевес покидают застолья тайных вверений. алармистовой дюжиной перенесут студень тела воскресшего сына на безбрежный корабль. хлынет черная пена из закадычных попутчиков на пол.
— все на пол!
верзиловские картинки всея вселенной
в самых пластмассовых муках
ужасающе неведомо и правдоподробно…
ненавидимый (и невидимый) всеми предмет,
сущность, противоположная всему инерция
процветает во мне. не смотря ни на кого,

Виктория FunThunderIK Громик - диктофонные монологи из 1996 года

Очень здорово
такие полоски неравномерные
разноцветные, безумие какое-то
это очень интересная цветная фотография
ой, вернее чёрно-белая
цветная неинтересная, абсолютно никаких эмоций не возникает

Запеленай меня завтра в кровь
Запеленай меня завтра в кровь
не лишнее из лишних
лишенная самой здравости во сне убийства
уличного убийства
запеленай меня в кровь
обретя себя слишком многое занимает меня отчасти
кажется слишком безутешным

Края постоянного тока - на весь день
Через оконные дыры дышит боль Блаженных китов,
На вымени мира смеётся отметка-
Вспорото брюхо-
По плавникам стекает луна-
Два барабана;
Звездой моей мести заказан вход в Залитый светом зал
Камеланий; -

больно видеть, приятно смотреть.
кто явно мыслит, тот ясно погибает.
на постой пустить кровь,
на «нет» и туда и сюда — все же нет.
все — блестящий во мраке пустырь. —
один-отче-ствол.
одиночества черные волосы лезут по стенам
к белокурой неряхе, в окно бесоглазое.

больно видеть, приятно смотреть.
кто явно мыслит, тот ясно погибает.
на постой пустить кровь,
на "нет"
и туда и сюда -
всё же нет,
всё - блестящий во мраке пустырь. -
один-отче-ствол.

галлюцинация осматривает дом
в святогалопом свете карательных сфер.
затем:
уводит вниз
неслышно —
неподвижный спуск —
чуть ниже —
дрейфующий подъем того,

Костры теней
Немного скучновато
НО в общем впредь и далее
Подлинно преступно
Ты можешь принимать по капле во вниманье
Огромные закаты окон
Оптик видеть моросить
Канаты мышц и проще быть

ночь - кошачья мразь - кукла чёрт
псы возводят алтарь голоду
вой гниёт под хрустальным бицепсом
лунных ножей
камнем за каплей я возвращаюсь
в породу
вращаюсь - сломя поршни - на всех ядовитых парах -
в юрком свеченьи несусь - не найдя привычных азимутов -

Сходу пошёл по краю, задрав цветастый хвост
Крошась под клапан подленькой кровью
Выраженьем чувств на чужом пока что лице
Контрабандная служба на износ
Плешивые слуги дырявых волн
Снег уходит из-под ног в чёрный океан
Я снимаю кальку свадебных знаков на просвет
Сверяю силуэты

Искомых ножниц под платок окрыветь дымящихся сквозниц
куколки гвоздичные
куколка моя красная
убийство как кухонная утварь провертивая
вихри
уходить далеко
далеко ходить не надо -
- когда нету ног -

Не изменившись? Внезапно появляются не изменившись? Да. Скажем да. Каждый раз не изменившись. Как-то не изменившись. И вдруг нет. Вдруг скажем нет. Вдруг появляются изменившись. Как-то изменившись. Каждый раз как-то изменившись.

Оно стоит. Что? Да. Скажем оно стоит. Пришлось под конец подняться и стоять. Скажем кости. Никаких костей, но скажем кости. Скажем земля. Никакой земли, но скажем земля. Чтобы сказать боль. Никакого разума и боль? Скажем, да, кости могут болеть, пока не останется никакого выбора, кроме как стоять. Как-то подняться и стоять. Или лучше хуже останки. Скажем останки разума, где ничто не допускает боли. Боли в костях, пока не останется никакого выбора, кроме как подняться и стоять. Как-то подняться. Как-то стоять. Останки разума, где ничего кроме боли. В костях. Другие примеры, если потребуется. Боли. Её облегчения. Её изменения.

Кому принадлежат слова? Тщетно спрашивайте. Или не тщетно, если сказано, что известно. Это не сказано. Тому, кому принадлежат слова, не опишешь словами. Того? Некто. Некто, кому принадлежат слова, не опишешь словами. Некто? То. То, чему принадлежат слова, не опишешь словами. Так-то лучше хуже.

Сначала кости. Продолжим, вернувшись к ним. Терзающие с момента первого упоминания вышеупомянутые останки. Земля. Боль. Никаких костей. Никакой земли. Никакой боли. Зачем поднялось — неизвестно. Любой ценой неизвестно. Если когда-нибудь лежало. Если когда-нибудь лежало, то никакого выбора, кроме как подняться. Или никогда не лежало. Всегда стояло на коленях. Лучше всегда стояло на коленях. Лучше хуже всегда стояло на коленях. Скажем отныне всегда стояло на коленях. Пока что.

моя новая радость не принимает участия в общем и частном веселии..... Чистые полы пали потолками в черные дыры столетних вагиналов....... выхаркивая черствый дым разговоров фабрикозы....... Мой сердешный друг , действуй в самых разноплановых болях, болях, болях, болях, болях, болях, болях, болях, болях, болях, болях, болях, болях, болях... стенах... лицах лицаприятель СТЕНАХ лицах молиться лицеприятель СТЕНАХ лицах молица приятель СТЕНАХ лицах молица приятель стенах лица лица стены лицеприятелей стены стены лицеприятелей стенах в лицеприятель стенах..

Шаркая кровью за дверью плотность моя равна
Плотности темноты открой раковая труба
Свинтило лёгкие дышу невпопадкой
Ничто никогда не заменит мне
Сладость потери в комнате смеха всё те же стервы по плоти
Никогда и ничто участники
Всесторонних движений живые они
Играют сразу в нескольких трупах

Шаркай кровью за дверью
Плотность моя равна
Плотности темноты
Открой
Раковая труба
Взвинтило легкие
Дышу их нехваткой
Ничто никогда не заменит мне

усталым пеплом ложатся тени
и тянут руки сплетенных корзин
в обмятых окнах бесцветной кистью
течет канва твоих картин

в пропетом мертвом забытом доме
двоится доля на двоих
и каплей тихой уносит громкий

— управление чужими ошибками. —
лишь раз:
мнение о сущем существенно ничем не отличает
первых от двойственных,
заведомо зависимых от своих успений.

* * *
на глубине, что выше моих сил

На белом потолке
Я вижу твоё лицо. Без теней, и даже без глаз
В моём доме слишком светло

Но вечер опускает седины
Своих длинных и чёрствых волос,
И я вижу твои глаза, я вижу твоё лицо.
Здесь каждый вечер на кухне

там нас, видимо, невидимо-нет.
просто нет.

в три часа по мерзкому времени,
оставляя за собой лишь пустоты,
мраморный строительный мусор,
неслись в лучевых машинах,
глотая через открытые окна гудаперчивый

освещенный цирлами мрак ненавижу,-
теребя себя в сонном затворе,-
в срамоте дежурного дрожанья.-
нарывы нарцисса.-
с выколотыми глазами, киша вприпрыжку:
контрольно-пропускной кнут предваряет собой углубленное изучение
дисциплины, как таковой, наложив на уста печать кровопролитой палитры,
красноперую болевую новизну.-

затмевая участников нового луча,
все свойственное станет вконец своим,
таковым,
обладающим в центре всех крайностей данностью:
больше и больше хлеба и зрелых зверств!-
потоков мыслящего мяса!-
миллиардами пеших глазниц поднимется на
недосягаемую высоту внимание,

тревога и сон
сколько кипяченных Малевичей
наружу всмятку скучающих
жующих страшный пластик спирта

Плоской перчаткой,
в дрожащем вине ли
улыбками застоя медных глаз

Пустыня широкой огласки
она
в электрическом ступоре ждет
пустыня широкой огласки
совестно на мертвом море
она наследница моих ужасов
в электрическом ступоре абсорбирует персональный серп
мучителя

Где-то ближе к середине
возникла глубина
со временем
ответ будет неизбежно найден
в фокусе серьёзная нестыковка
в наши дни это звучит смешно — выправка энергоёмкости
первый шаг к пониманию постоянства атомов
действительность состоит

дырявый висок дымится в сквозных
ручьях дождя, бегущих по небу,
по сморщенным трубам течёт молоко
назойливых ног кипячённой золы:
глухая отрада — лозунг и только,
снег да любовь, одиночество ветра —
эпитеты желтой поэзии слепков
трупных останков, глины и лжи.

тетра яда
четыре яда
недруг в недрах
альтерНЕГА
поверхНОЧЬ:
-возьмись за ум!-
вытянув через ноздри мозг-
замызганный клейкий клещ-

идоложертвенное мясо побуждает нас
к осторожности в поклоненьи.
поспеши, ВосвоЯсный, ждать чего-то
еще ясней,
покуда ты чертовски прав,
жди конца ожиданья,
опустошительных изморов
содомлян

закрашивая чужую седину
мягким поглаживанием против шерсти
бритвой,
превращая плюшевый мяч
в биллиардный шар,
примеряя во тьме сотканный
морфий,
укутав теплом стоптанный рассудок,

рвано радуешься…
проблемы подлости рта:
-всем встать! речь идет!
идет о том, о чем шла речь выше,
проще говоря,
обезгвоженно - незаметно,
идет о константной тревоге за твою судьбу
в новых флуоресцентных словесах.

все компоненты собраны в мой острый озимый дом.-
мишень зудящего солнца застыла на осипшей от боли оси.-
плацдарм бездарных попыток.-
рот набит бесцветным шоколадом,-
изреченный гной,
рвотное рвенье,-
в обход ушлых ушей –
глас вопиющей пустыни-

космос серп
никель жил
спермы тля
на крючках
гнилой проток
точечная жизнь
вижу сквозь
ясный смрад

две руки одного обладания.

две пристальности одного мятежа.

я не трусливей того, что меня пугает.-
(когда)
ты оживаешь удивительно,
крадучись в серых стенах.-

живо представляю себе лучшие трупы прошлого года,
все годовалые обмороки,- 365 теней в угоду богу:

круглые дураки катятся по улицам в замшелые низины,-
авторы бессмертных книг,-
чернеют на ветру, черствеют в темноте.

-в горе и в радости, условно - говоря, всегда молчи,

несносная одежда.
на сносях — упреждающая боль.
в кильватерах утопшей совести
я ручаюсь за свою решимость:
избавить себя окончательно,
не проворонить начало снова себя,
обличаясь в себе досконально выгодно,
подобно тебе.

листья умирают, коснувшись до стен
допотопного неба сквозящая правда
мостов суеверия странный удел
как гурман безвкуственно поколение
слепые, коснувшись в глазах белизны
молока и холстов во власти проклятой
тьма повсеместна, если ночь не чужда
дыхание теплого, но мертвого пепла

очень солнечно-зыбко всё
в кровоподтеках отечные капли
текут рекой пешеходная изморось
мне не хватает сегодня самую глупую малость
рождаться из точки непросипеть себе на ухо
в твоем отраженьи графин никотина
накачан водою по самое горло
эфирное масло отважная жижа

Отпрянувшая бумага от стен пленённого дома
пирамида вытягивает вверх шесты проклятий пентаграмм
волчизна возъедает боль по тёплой пустоте
готов отсечь прозрачной шеи голову крещения - веди дыра!
Пока морские волны носят арканом пену в берег
По цветам останков прочитаю гибель всего
Бескрайне - без предела - сочится крыша
Взмоет весь огонь вселенной грани

упражненье в равенстве -
ни моего ума - тело обезвоженной вознёй
на липкий стол
взгромоздилось в кольцах первородного червя -
перечнем перверсий: "ла ла ла ла ла ла ла!"

наповал -
увесисто зияя лязгом спиц -

- Так родилась гениальная шестая симфония Чайковского обусловлена некими субъективными предикатами бытия...
- Васька, ты псих, блять.
- ...которые в силу симбиоза синкретичности могут быть обусловлены конгениальными дрожащими жежмышешни мажишчами
- Незнакомый язык... Пациент перешел уже на невменяемый бред!
- О-ла-ла! Я... Я танцевааалааа! Под дождееем! Под лунооой! Я ваш навсегда! И сказал Леха-Крот, но в это время он заметил, как к его глазам подвинулась раздвоенная коричневая розочка! Именуемая, товарищи, ШУРЛО! Или, по-нашенски, МЕРЗУХА! Или, как грится, между нами, крестьянами, ОЧКО!
- Дааа...
- Это конец, подумал Пронька. Последнее, что он помнил, это... это... этоааа... каблук, размазывающий его голову по асфальту.

Зло расстелит хвосты так,
Что не пройти, чтоб не наступить,
Чтоб не уступить кресту,
Для своей извечно подлой жажды.
Ждать в кресте, распятого Петра и искушенно-пресыщенная зима, сойдёт с земли в руках истерзанных невинности своей лукавой правды.
И унесет меня с собой, так, чтобы горше стала горькая смола, и замолив прорехи липовым отваром

постмодернизменные сатрапы психоделишние встали на розовую лыжню повального греха в уморительных кудрях бессветных удовольствий в намордниках нарциссов в кравовыпускном задоре

там нас видимо-невидимо нет нас...просто нет...
там нас видимо-невидимо нет нас...просто нет...

ожидание сменщика. второе пришествие в числе прочего. в том числе. сначала была сплетня, затем факт. заведомо ложные показания всех потоков. эгоистский подход к спасению - имитация. спасение в имитации. возможность продолжения, возможность возврата. обретя, сломив голову, покидать оставшееся. забить до смерти в компетентные углы тихих зверушек с заправленными под веки неморгающими ресницами якобы понимания. дабы втриторгно обесценить, усомнить дороговизны всех металлов и камней. чтить лишь бесценную побочность со всем своим хроническим усердием в числе прочего. в том числе, которому нет числа. крещендо облагополученной подлости. водевильное искушение. танец с подземными ангелами. кротами...кротами...кротами...

Я надеюсь мы не станем такими как стали
вновь встали
вровень с данной статистикой в неоспоримом дожде
в голодной погоде как в холодной воде
стертые в черный калач
прокипяченные иглы в стогах
избегающих берега
се утопленники стадионов, обоих полушарий

разум без скверны чревоубожества: —
жертву перетянули вразнос в черном стакане блестящего спирта,
так выслужим долг на все уготованной воли; —
за сим беспределом лишь вера в законы —
нечистая совесть небесного фрика.
синими тряпками ката,
небо снизу, — калька со святых мощей; —
мир как пятно…

костяная испарина террора
по белым камням я ползу застилая следы
разорванных губ наместницы алых цветов
липкой пчелой

прикончив кольчужные насыпи влагой
песок на груди вытесняет тюрьму
для тебя мое прошлое смежное время

мало что напоминало
с тех пор как стало еще меньше
меньше чем когда-либо было
почти скрылось
видит Бог, что я не вижу даже этого
почти завершаюсь
с переполненной грудью
влетаю в окно твоего окна

типично-тепличные-дети: изысканны до изящества саранчи.
их конек — технологии страха,
и как оказалось:
страданием они оказывают нам честь.
и-я-захожу-в-заведомо-взорванный-лифт-набойным-стариком,
но мне этажом выше взрыва, выше жизни…

типично-тепличные-дети: изысканны до изящества саранчи.
их конек — технологии страха,
и как оказалось:
страданием они оказывают нам честь.
и-я-захожу-в-заведомо-взорванный-лифт-набойным-стариком,
но мне этажом выше взрыва, выше жизни…

я нашла гармонию между двух огней —

Типично-тепличные-д­ети: изысканны до изящества саранчи.
их конек-технологии страха, и как оказалось:
страданием они оказывают нам честь.
и-я-захожу-в-заведо­мо-взорванный-лифт-н­абойным-стариком,
но мне этажом выше взрыва, выше жизни...

я нашла гармонию между двух огней-
каждому из которых она отвратительна.

оброс обзорными руками слепоты…
спираль письма голубиной ночью
не подлежит сказуемой огласке. —
теплый горностайный пропойный хрусталь.
черные экраны — турбины Люмьеров.
дым и дождь. поезд ушел под откос.

плетение кабельных клеток корзин

все «привычно иное» стало другим, —
в облипку туннелей.
вязкое свойство —
повторяться в себе безоглядное количество раз.
толпа превратилась в пряную серую сельдь
на дотошном фарфоре,
отрикошетив белесую кожу флагов, фотопленок,
штативами в жабры, —

Ледяная панель плоскодонок улови смысл уловками обставленный. Капканы бытия-усталые батискафы гротеска.
На углах всей старости всему свой израсходованный вкривь да вкось костистый срок,иссушенный до предметов старик.
быть своевременно и долго гравируя камни,эгоизма добродетель вполне объяснима кругами.
Куражистых гирлянд сырые полосы мёртвой земли,знаешь надо пристальней лицемерить мерить лица не одним шаблоном по безрыбью ударяя пальцем по обрубкам влажных ладоней рассечённых на пять слаженных сторон против четырех,циркулем равняя неудачное промышленное враньё.
Угасания,целого ряда строй и без того безропотных.
Приземистость не довела до черты,не подведёт и поднебесность.
Сносные суицидальние погребения в лучшем случае они потакают на суицид.
Отмерить вкрадчивые годы ледяная панель плоскодонок вытравила с корнем идущих следом глотая слюну предписанных значений.

однообразный экран.зловещие святоши в пыльных беретах полуночных
нимбов, смеющие зиять субтитром асфальтированных ртов на дверях,
субтильных тесных нор норм, нарочито животных в подаянных жаждах,
в пищеводе коридоров, жажда здесь -- лишь пища воды...мой жадный пре-
емник глубин --Христос-утопленник, явивший на поверхность третий
день с гнильцой тревожного Востока...
уусладный вражеский абстинент в аптечном зените
сличает обессоленную кровь и млечные глаза

Фотобумага блестит теснёным теченьем мазута пятнится в огне, корчится, плачет, форматы теряют предел очертаний. Безмерным чёрным и алым сжираем рамки стекла плюс стробоскопы. В размытае стены кидаются кадры снятые скрыто откуда то слева. Из-за спины в странных местах входим молча в руинах доспехов в панцири стеблей огромных растений слушаем грохот слов насекомых.
Наши дистанции- солнце и время, наша луна- пространство и смех, страх и движение, скорость и чёрное с белым- наши ночь и день.
Сущая глупость в растворах надежды как и эти строки и то, что называется явь без налётов чёрной тоски безнадёжной отравы.
Циклолуча.
Циклолуча.
Циклолуча.
Циклолуча.
Ни единого пентазапаха слов сладчайшая из всех бумаг великое странствие способно увлечь меня в мир угла угол. Без тени идейной лишь старость наслаждается мёртвым прогрессом, лишь молодое меркнет не ворует корня связь. Узелком замужества и смерти разрушает ту самую, ту самую, ту самую навязчивую связь.

вопрошая внутри - воспротивиться в кесаре
подвижного состава любой середины,
преставшей в предстательном макро. -
гибельно клеточный изыск обетованных судорог
жертв взаймы. -
накануне мы накинули устойчивый невод
на плечи всех нефтяных картин, и завтра
море свернётся в мёртвую трубку и скиснет,

смерть луча притязает на плоть,
а плоть соответственна в мясе, на жареном масле крюка.
поднимем на звездорукие серпы
человеческое…
слишком оловянное…
слишком нежное…
слишком гиблое…

Лимфатические углы, плечистая плесень
пречистая связь
чистилищный серный зритель
семимильным шаром глаза сна
проницает древо цветущих здешних дверей
Осирис, изъеденный молью
рисовые оси на руках
искренние соболиные лезвия

Ручные мельницы загвоздок
шелкодёр отверстых уст
тешит бездейственные ремесла
шелковатных шил дерюгой языка
море кишит, кора бликов
разбуженная густота
переполохи надземных ландышей
торопят земную траву насытить камень пространств

по кругу трескуче-позвоночно, -
единственно непоправимый,
лишивший сна не одну сотню ночей.
ты можешь пуститься в бега произвольным по мне,
на каждую сажень насаждая себя отличительным смехом.
я ещё повкрадчивей,
грубо творя, обманутые посетители этого мира;
26-й зонт воспоминаний о голове,