Юрий Лорес все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Не так закат горит, листва не так густа –
Так осень говорит устами августа.
И носят стаи птиц многоголосия,
И небо смотрит вниз глазами осени.

И мы в тот день и час спустились с облака,
На Яблоневый Спас вкусили яблока,
И каждый повторял: "Как плоть твоя вкусна!"

Из Песни Песней

Юрий Лорес

А если эти волосы распустить,
она в них скроется вся,
словно в высокой-высокой траве
или в тени задремавших кущ.

Юрий Лорес

"Пролетариат – могильщик буржуазии"
(К. Маркс)

А мы сами себе сантехники,
посудомойки и повара.
Потому-то лекарства в аптеках нет,

Он шёл из Авиньона, в Авиньон
Я шёл ему навстречу.
И песню громко пели я и он.
И каждый на своём наречии.
И нечего делить нам было,
Ни почестей, ни славы.
И солнце в левый глаз ему светило,

Танцует женщина, а бог
В лесу играет на свирели.
И в речке плещутся форели,
Как сорванцы у ваших ног.
Какой блистательный пролог,
Танцует женщина беспечно,
И мир зеленый, юный, вечный
Наполнен, будто винный рог.

Башмачник, скрипач и портной


Скажи, отчего мне все время мерещится,
Как будто живут за моею стеной
Три добрых и очень смешных человечка:
Башмачник, скрипач и портной?

Как были в меньшинстве, так и остались.
А миром правит тот же, кто Госзнаком.
Любезен большинству товарищ Сталин,
а меньшинству - Ботвинник с Пастернаком.
А меньшинство не строится рядами,
не ходит в ногу и не бьется лбом,
и в большинство никак не попадает,
никак не совпадает с большинством.

В наш век коммерческой цензуры,
Чтоб не настигла вас тоска,
День начинайте с процедуры:
С гимнастики для языка.
Прошел тот век, когда мы с вами,
В порыве клеветать на влсть,
Язык держали за зубами,
Чтобы в кутузку не попасть.

В ночном кафе на Дизенгоф
мы пиво пьем – и вся любовь.
И вся любовь в одном глотке,
орел и решка в кулаке.

И эта ночь, в конце концов,
длинна как память праотцев,
где в чьей-то пламенной душе

В ночном лесу звучит орган.
Прислушайтесь, звучит орган.
Что это - сон или обман?
Прислушайтесь - звучит орган,
Прислушайтесь - звучит орган!
Скажите, кто посмел коснуться клавиш
Так, чтобы лес под пальцами дрожал,
Кто в этих листьях ноты прочитал,

Em Am
В ночном лесу звучит орган,
H H7 Em
прислушайтесь: звучит орган.
Am Em
Что это? Сон или обман?
H Em
Прислушайтесь: звучит орган.

На твоих ли на губах
позабытый вкус черешни?
Я, наверно, очень грешен,
потому что не судьба.
То, что было, не вернешь.
Я лечу напропалую:
непременно поцелую,
если ты не оттолкнешь.

Мы будем жить с тобой когда-нибудь, быть может,
под новым небом и среди иных людей.
И, несомненно, что Господь нас приумножит
и садом с яблоней позволит нам владеть.
Мы будем жить с тобой – и этого довольно –
и самой малостью мы станем дорожить.
Но отчего, скажи, сегодня мне так больно?
Не оттого ли, что мы снова будем жить?

Вот вилка падает, мол, женщина придет.
Я улыбаюсь, от того, что не поверил.
В природе должен наступить переворот,
Чтоб эта женщина коснулась этой двери,
Рукой дрожащей дотянулась до звонка
И не нажала, а ударила два раза,
Сразила взглядом, словно холодом клинка,
А следом бросила бессмысленную фразу...

Потому что время – точильный круг –
обращает в пыль не одни ножи…
Я тебе не враг, я тебе не друг.
Ну, а кто ты мне? Не томи, скажи.

Неужели нас кто-нибудь хранит,
обращая в прах не один гранит?
И глаза в глаза издали глядят,

Отныне для меня секрета нет:
Все люди на Земле с других планет.
Мечтатели, поэтому лгуны -
Лунатики, упавшие с Луны.

А тех, кто всех в корыстных целях дурит -
Купцов и хитрецов прислал Меркурий.
И вечно сеют смуту среди нас

Ну вот и кончилась пороша,
И солнце светит сквозь прорехи,
Как шаткий мостик в мое прошлое
От самолета трап отъехал,
И сразу мелким стало горе,
Словно макет жилых построек.
В иллюминатор этот город
Ладошкою прикрою.

Да будет неподсуден непослушный,
Когда придет России черный год.
Достанут с запасных путей теплушки,
Чтоб погрузить усталый мой народ,
Чтоб выбросить туда, в чужие дали,
В чужие страны, к черту на рога -
Раз вовремя домов не покидали,
Как будто жизнь была не дорога.

А мне не быть с тобой, и без тебя не быть.
Так воды от земли восходят к небу.
Любить мне не тебя, тебя мне не любить,
Рыбарь-пророк сегодня сушит невод.

Все прожитые дни, ответьте, где вы?
Но сколько днище лодки не смоли,
Желанный берег мой в созвездье Девы,

Что за зверь: и смех и грех.
Мозг в башке всего с орех
Но зато: тяжелый груз..
Мозг в спине его с арбуз.

Непростое это дело
Прокормить такое тело.
В тоннах вес в двузначных числах

Долгая зима, суетливый век, бесконечное лето.
Радио бубнит, из приличных слов составляя ложь.
Это не планета, вращаясь, летит - мелкая монета.
Но надежда есть, потому что в Хайфе пошёл дождь.

Значит, до сих пор вопреки всему небеса открыты.
Свежая вода от молочных рек до медовых почв.
Значит, подставляйте скорей тазы, вёдра и корыта -

Долги, долги, не выплачена дань,
Не ясен срок, и не известна дата.
В России нет былого Самиздата,
А в королевстве датском та же дрянь.

И днем с огнем я шарю по углам.
Я не жучков ищу, а человека,
Наследство от варяга и от грека,

Если думать о судьбе,
если думать о свободе,
то, пожалуй, сам себе
скоро станешь неугоден.
И не стоит забывать:
совесть с правдой не в разладе,
если ты свободы ради
не способен убивать.

Остаюсь твоим сыном и внуком
И детей буду так же учить,
Там где люди не любят друг-друга
Не возможно страну защитить
Это очень простая наука
Не нужны ни прицел, ни расчёт
Там где люди не любят друг-друга
На земле и трава не растёт.

Стихи Евгения Костюкова.

Бьется в синем небе жаворонок,
Мята теплым духом землю обдает.
Может завтра в небе, в небе синем ворон
Закружит и криком песню оборвет.

Припев:

Спаси меня, Кастор, верни меня, Кастор, из царства теней.
Ты слов не находишь за душу мою заступиться,
Вкушая нектар у счастливых богов олимпийских,
И ночью светло тебе так, что не нужно огней,
А с этим лекарством как вспомнить тебе обо мне.

Прости меня, Поллукс, храни меня, Поллукс, от этих щедрот,
Мы в жизни иной, на земле не об этом мечтали,

Я стану именем на инее в окне,
который был твоим дыханьем раньше,
и будет белая звезда гореть во мне,
хотя, конечно, не во мне - гораздо дальше.
А кто-то станет упрекать тебя - сотри,
побереги себя от посторонних взглядов.
Но ветви клена у меня внутри,
хотя, конечно, не внутри, а где-то рядом.

ИСКРЫ
45-летию Московского КСП посвящается

Юрий Лорес

В небо
Улетают искры,
Золотые искры -

От фолиантов Канта
Ни звезд, ни аксельбанта.
И ни на грош таланта
Для соло на трубе.

Но можно элегантно
В ботиночках на рантах
Прогуливаться франтом

Подумал так однажды Гегель:
"Я не какой-нибудь фельдфебель,
Есть мудрость и авторитет.
Пора с меня писать портрет."

К нему зашел художник Брейгель
И так сказал: "Извольте, Гегель,
Ваш ум меня очаровал." -

Однажды впопыхах
Философ Фейербах
Полдюжины рубах
Оставил у певички.
И мысли в черепах,
Как мыши в погребах...
И понял Фейербах:
Материя первична.

Был Карл Маркс нам социально близким:
Средства на жизнь из Энгельса тянул,
Чем положил начало коммунизму,
Хотя при этом палку перегнул.

А Фридрих Энгельс, без ума от Карла:
Он прям-таки его боготворил!
Три философских камня, три коралла,

На берегу Кастальского ручья

Тебя приветствую, глядящего в поток.

А эта влага, благо, что ничья,

Здесь каждый волен отхлебнуть глоток.

Спаси меня, Кастор!
Верни меня, Кастор,
из царства теней.
Ты слов не находишь за душу мою заступиться,
вкушая нектар у счастливых богов олимпийских,
и ночью светло тебе так, что не нужно огней.
А с этим лекарством
как вспомнить тебе обо мне?

- I -

Поскорей меня ты, матушка, спрячь!
Видишь - небо непогодой кипит.
И за окнами то хохот, то плачь,
А всего страшнее топот копыт.

А всего страшнее топот копыт.

- II -

И откроется дверь, и проникнет с полоскою света
То ли хохот и плач, то ли самый обычный сквозняк.
Крикну: "Кто там?" в проем, а потом в ожиданьи ответа
Буду долго стоять, на дверной опираясь косяк.

Буду долго стоять, вспоминая внезапное слово.

- III -

Не пойму никак, чего мы ждем?
И глухая ночь или снег с дождем,
И куда ни глянь, мы не взаперти,
Значит, в самый раз время, чтоб уйти.

Не буди народ, пусть спокойно спит,

Край земли
Юрий Лорес

Вот пропасть. Вот предел земли. Вот край.
Играй, моя волшебная, играй!
Пляши, моя хорошая, пляши
и пой, моя родная, для души.

Зимою осень, осенью зима,
а мы случайно переплыли Лету,
и вот надгробий белые дома.
Есть только вход - на выходе запреты.
Уж раз мы здесь - пойдем искать Ахилла,
придется здешний соблюдать порядок.
Мы в дом вошли - Ахилл вошел в могилу,
а в результате оказались рядом.

Летит по аллеям листва,
Никак не найдет себе места.
Вот так же, наверно, и мы
По этим аллеям шуршим.
И только в саду городском
Звучат духовые оркестры.
К чему выдувать из себя
Сквозь трубы остатки души?

Неужто нет у сердца сердцевины,
где радость прячется, где кроется беда?
Земную жизнь пройдя до середины,
я оказался в парке у пруда,
где над водой туманная завеса
осенним утром в золотой исход.
Мне за деревьями пока не видно леса.
Лосиный остров. Девяностый год.

Любезный ангел мой! Как я хочу с тобой
к другому берегу, где нет мостков причальных.
Твоим ли голосом вдали поет гобой
по Гайдну – из симфонии "Прощальной"?
А мне почудился российский благовест,
а мне привиделись родимые пенаты.
Так что же гонит нас от блага этих мест
за ностальгией, уготованной пернатым?

Люблю твои глаза - они меня прощают
за прожитую жизнь, что сдуру расшвырял,
они меня хранят и снова обращают
в ту веру, что давно когда-то потерял.
Люблю твои глаза - они меня жалеют,
за то, что постарел, за то, что одинок.
Вот вся моя любовь - осенняя аллея,
где высохший листок я вырвал из-под ног.

Как же в сети свои вы меня заманили.
Я четвертую ночь пью во славу Марии.
Пряный запах плывет бузины и сандала,
И танцует, и пьет, веселится Магдала.

Все калитки и двери за мной затворили,
Пью во славу четвертую ночь без Марии.

Что слышишь ты, Масличная гора?
Еще весна, шумит поток Кедрона.
А впереди привычная жара,
что обожжет оливовые кроны,
и захрустят песок и доломит,
запахнет маслом спелая маслина…
Напротив, за стеной Иерусалима
играющий на арфе царь Давид.

Я придумывал мелодии,

я постичь пытался вечное.

Получалось славно вроде бы:

то растение, то женщина.

Поверить ли, что Бог подаст
И манна будет падать?
Я не прошу у Господа:
мне ничего не надо.

Пускай Он проклянет меня –
Нет дела до Всевышнего.
Пока я не люблю себя,

Воспоминание о саде

Мы будем жить с тобой когда-нибудь, быть может,
под новым небом и среди иных людей.
И, несомненно, что Господь нас приумножит
и садом с яблоней позволит нам владеть.
Мы будем жить с тобой – и этого довольно –
и самой малостью мы станем дорожить.

Наступало полнолуние,
дул февральский снеговей.
Настигало нас безумие,
в тихой комнате моей.
Время падало вечернее,
темнотою нас слепя,
и небесное свечение
исходило от тебя.

Наши души шарики воздушные
Заалели в небе засинели
Дуновенью всякому послушные
Как надули так и полетели

Ты куда летишь в какую сторону
Почему нас гонит разный ветер
Над одним все время туча чёрная

Не просто отыскать знакомое лицо
из сотен тысяч лиц с глубокими глазами.
Все улицы Москвы выходят на Кольцо,
все жители Москвы на кольцах исчезают.
Лишь ветер над рекой,
ветер над рекой
ночь колышет.
Лишь на берег другой

Тоненькой накидочкой не согреться,
Привяжу я ниточкой сердце к сердцу.
Если мы расстанемся, вдруг придется,
Ниточка натянется не порвется.
Ах, как не легко(тяжело), помилуй Бог,
Каждый раз распутывать клубок
Из твоих дорог, из моих тревог, подводить итог.
Всякий раз распутывать клубок,

Опять пьянит меня ненастная погода.
Деревья кажутся зажженными свечами.
По вечерам меня зовет далекий кто-то,
Зовет и плачет, ничего не обещая.
В толпе столкнуться с чьим-то взглядом мимоходом...
Из всех любовей вспоминаются начала.
И по ночам стучат в окно, - о боже, кто там?
Но почему-то мне никто не отвечает.

От вознесения Христа
Промчались дни, недели, годы.
Река все так же катит воды.
И в них купается звезда.

А по долинам и холмам
Бредут апостолы, пророки.
У каждого своя дорога

Ох, ты, друг-товарищ мой,
Повезло ли нам с тобой?
В наших жилах не водица,
Значит крови мы одной.

И уже шесть тысяч лет
С этой кровью сладу нет.
Нет бы ей угомониться,

А на стенах картины - подлинники,
а людишки в квартире подленькие,
глазки сальные, ручки потненькие...
Упаси, Господь, от греха!

И глазами меня ощупывают,
и руками меня поглаживают,
словно выставил на продажу я

Там море цвета жженая сиена,
а водоросли похожи на укроп.
Тот город называется Синоп,
обрекший на изгнанье Диогена.
Там солью разъедает воздух мглистый
трезубец Посейдона, порт и ростры,
и мост никак достать не может остров,
который носит имя Василиска.

той, чьи губы слаще утренней росы и райского вина, чьи глаза глубже Байкала и бесконечнее космоса, чьи кудри сводят с ума и влекут в свои сети безжалостно, чьи руки теплее парного молока и нежнее шелка, а шея отзывается флейтой на прикосновения непутевого ветра мелодией счастья...чья улыбка ясна как свет Полярной звезды на пути заблудшего странника...целую ступни твоих ног, дева далеких Измайловских садов...

Помолчи, в этом мире не стоит кричать,
И до боли ко рту прижимая ладони
В этом мире гораздо спокойней молчать
И поверь мне гораздо достойней
Трудно жить, каждый день оскверняя уста
Лезть глупостью,сплетней, ложью
Но труднее молчать, если совесть чиста
Потому что молчать невозможно

Поскольку беда - не горе,
то жизнь отдавать за что?
Прошли времена героев -
пришли времена шутов.

Не надо скрывать пороков -
мы все на одно лицо.
Прошли времена пророков -

Послушай, ты мне - враг,
А я тебе - приятель.
Возможно, я не прав,
Но ты мне неприятен.
Ты под враждебным флагом,
И в недалеком прошлом
Я выхватил бы шпагу,
А нынче нет и ножен.

Потерпим до второго снега -
Быть может, вместе с ним придет зима.
И ты, мой ангел, падающий с неба,
Закружишь и сведешь меня с ума.
И мы с тобой пойдем по Якиманке...
Как я успел за лето постареть!
Быть может, ты поймешь, мой падший ангел,
Что некуда и незачем лететь.

Потому что стихи иногда порождают стихи,
И в тебя я влюблен не по памяти и не заочно,
Твои очи сухи, потому что тихи наши ночи,
В глубине океана не слышно надводных стихий.

Потому что любовь иногда порождает любовь,
Я в коленях твоих утону головою повинной -
Плотью к плоти, душою к душе, чтоб связать пуповиной,

О, Цезарь! Поспеши издать вердикт
во славу Рима и в защиту трона!
Поэзия Империи вредит,
пора ее поставить вне закона.

Какая там бубонная чума
и варвары с корявыми руками!
Ты хочешь, чтоб народ сошел с ума?

Приехали. Вот-вот, и остановится перрон.
Приехали. И вот уже глядят со всех сторон
Оконцы дряхлые вокзала,
Старухи с грязными узлами,
Девицы наглыми глазами
И проводница, как собака, злая.
Приехали. Куда? Не знаю.

Разбив народ на маленьких людей
да так, что не поместится душа,
когда-то похороненный злодей
не заплатил Харону ни гроша.
И тень его вернулась в этот мир
и заселила каждый кабинет.
Мир, переоборудованный в тир,
где все живут с мишенью на спине.

Все равно меня судьба

догоняет, догоняет.

Там тюрьма, а тут сума

доконает, доконает.

Я никогда не позабуду,
Что в комнатенке два на три
Пирог имеет форму чуда
И слой крыжовника внутри.
Его на улицу носили,
На всех друзей побольше кус.
Корицы дух и керосина

Когда в мятежную столицу
провинциальные полки
введет какой-то новый Цезарь,
какой-то новый Бонапарт,
и нас обяжут веселиться,
суля солдатские пайки –
и вой свинца, и лязг железа,
и: левой! Левой! Невпопад!

Прости-прощай! Проходит лето.
Еще листок - еще глава.
Прости-прощай все песни спеты,
Звучат все дальше их слова.
Но я не стану беспокоить вас.
Дожди - счастливая примета.
Я из другого часового пояса,
Увы, и здесь проходит лето.

Веками мы разделены рекой
и с берегов своих о чем-то спорим,
и, словно дети, видим реку морем,
хотя через ручей подать рукой.

Хотя через ручей перешагнуть,
мы по нему предпочитаем плавать.
Не дай же нам до срока, Боже правый,

Этот угол обживаю столько лет.
Табуретки в нем скрипели, свет мигал.
И одним своим названьем - райсовет -
На какое-то бессмертье намекал.

Вспоминаю этот райский уголок,
До чего мы были счастливы тогда.
Керосинка закоптила потолок,

Вы, право, ни о чем не сожалейте:
есть вечер и горячее питье,
и женщина, изящная, как флейта,
что скрашивает скудное житье.

Мы перед нею все-таки виновны,
к тому же наш роман идет к концу.
Тем более наряд темно-вишневый

Нам испокон дарован дуализм
Для подтвержденья цельности натуры,
А мы до сей поры не подались
Для задних лапок получать котуры.

Как обрести уверенность Стрельца,
Чтоб равнодушием Весы уравновесить,
И , оторвав ладони от лица,

Я в ночь новогоднюю ранен в пальто
снежком прошлогоднего снега.
Мне в спину стреляли – неведомо кто,
а мне показалось, что с неба.

Куда же он метил, стрелявший никто?
Не в спину, а только в одежду.
Но в это мгновенье я понял: ничто

Природа мудра - он об этом не знал.
Во всем разбирался он слабо.
И вот приогромнейший стегоцефал
Кончает обычной жабой.

И кто б мог представить подобный финал.
Он правил болотом, как буд то страною..
Чтоб жабою кончил наш стегоцефал -

Терпи Иов, Иов терпи,
Все пусто, сиро и убого.
И смерть свою не торопи.
Терпи Иов, ты выбрал Бога.

Терпи Иов, Иов терпи,
И, причитая еле слышно,
В пустыне к Богу не вопи,

Ты была в ту ночь прозрачна
как луна в реке равнинной.
Я к тебе не прикасался,
я боялся утонуть.
Зарастал поселок дачный
бузиною и крапивой.
Все ушли, а я остался
и никак не мог уснуть.

У твоего окна
достаточно огня,
чтоб отыскать меня
в любое время ночи.
И все же я один,
и все же ты одна,
покуда мы до дна
не проглядели очи.

Счастье – не счастье, а горе – не горе нам.
Ждем не дождемся иной полосы.
Тихо сидим на уроке истории
И поминутно глядим на часы.

Всенепременно, и все переменно...
Все совершится в положенный срок!
Ждем перемены, мы ждем перемены:

Вот вилка падает, мол, женщина придет.
Я улыбаюсь от того, что не поверил.
В природе должен наступить переворот,
чтоб эта женщина коснулась этой двери,
рукой дрожащей дотянулась до звонка
и не нажала, а ударила два раза,
сразила взглядом, будто холодом клинка,
а следом бросила бессмысленную фразу.

А делать нечего —
Что рай, что ад.
Родился нечестью,
Сам черт — не брат.
В Париж иль в Кинешму
Тебя влечет,
Куда ни кинешься —
Все один черт!

Ехали цыгане через степь,
Через степь приазовскую,
Где чертополох да чистотел,
Да трава пересохшая.
Ты меня не ждешь, я тебя не помню.
А короткий дождь колодцев не наполнит.
Ворон прокричит и полетит на полдень.
И куда нам путь, не угадать.

Больно тебе, будет больно тебе, человек.
Больно всегда, когда в плоть твою - глину земли,
В ноздри твои будет душу вдыхать Саваоф
Там, где исток четырёх омывающих рек...
Больно, но слушай и больше, чем слушай, внемли.
Слово приходит до слова, а голос вне слов.

Страшно тебе, будет страшно тебе, человек.

Вот человек, он строит дом
Своим трудом, своим горбом,
Он все колотит молотком с утра до поздней ночи,
И только думает о том,
Какой хороший будет дом,
Какой прекрасный будет дом, когда он кончит.

Как будет жить в своем дому,

Пять веков картине:
Городок старинный
Помнишь, ты жила когда-то в нем?
Прикоснись рукою
К дому над рекою,
Где цветет шиповник под окном.

Припев: Жаль, что ты меня не помнишь,

...А живу я, огромную цену за жизнь заломив,
И всегда недоволен собою.
Потому я оставлю тебя, Шуламифь,
Чтоб почувствовать власть над судьбою.

Я как будто бы царь в этой древней стране.
Слишком щедро я богом одарен —
Полземли повелителя ищут во мне,

Чтоб позабыть печаль и дать душе согреться,
Вы воскресите древний дух эпикурейства
И, умоляю вас, не слушайте аскета,
Который учит: наслажденье - это грех.
Нам надо лечь вокруг стола в красивых позах,
По кругу - чашу с лепестками чайной розы,
И слово дать благословенному поэту,
Пусть пояснит, насколько прав был древний грек.

Я видел сон, каких не видел отроду.
Возможно, неудобен был ночлег.
Я видел сон, как будто шел по городу,
А город этот полон был калек.
Я помню все, но понимаю туго,
Кто издеваться мог над ними так,
Чтоб в людях сочетались три недуга -
И слепота, и глухота, и немота.

Не так закат горит, листва не так густа
Так осень говорит устами августа
И носят стаи птиц многоголосия
И небо смотрит вниз глазами осени

И мы в тот день и час спустились с облака
На Яблоневый Спас вкусили яблока
И каждый повторял: "Как плоть твоя вкусна"