Текст песни Захаров Алексей Николаевич - Илья Муромец и Сокольник

Исполнитель: Захаров Алексей Николаевич
Название песни: Илья Муромец и Сокольник
Дата добавления: 27.07.2020 | 22:40:04

Просмотров: 8
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

На этой странице находится текст песни Захаров Алексей Николаевич - Илья Муромец и Сокольник, а также перевод песни и видео или клип.

Ай да не близко от города не далёко ж не,
Не далёко от Киева за двенадцэть вёрст,
Там жили на за́ставы бога́тыри,
Каравулили-хранили стольнёй Киев-град,
Не видали они не конного, не пешого,
Не прохожого оне да не проежжого.
Да не серой там волк да не прорыскивал,
Да не чёрной медведь там не пробегивал.

[эти строки были пропущены при пении на фонограф.]
Э да их было двенадцеть всех богатырей.
Да за старшого был Илья Муромечь,
Под им был Самсон да Колыбановичь,
Ай Добрыня да был у ёго во писарях,
А Олёша жил во конюхах.
Кабы Мишка Торопанишка чашки – ложки мыл,
Чашки—ложки мыл да поварёночки.]

Ставает старо́й да поутру рано,
Да выходит старо́й дак вон на вулецу,
Да берёт-де старо́й подзорну трубочку.
Он смотрит под сторону под’летнёю —
Кабы там-де стоят да лесы темныя;
Он смотрит под сторону под западню —
Кабы там-де стоят горы ледя́ныя;
Он смотрит под сторону под северну —
Кабы там-де стоит да морё синяё;
Он смотрит под сторону восточную —
Кабы там-де стоит да полё чыстоё.

Не туман, видит, в поле да колыбаитце,
Видит: ездит богатырь, забавляитце.
Он кверху-то стрелочку постреливат,
На сыру землю стрелку не ураниват,
На лету ету стрелочку подхватыват,
На одном-то колени дёржит чернильничку,
На другом-то колени дёржит гумажочку,
Да и пишот бога́тырь скору грамотку.
Подъежжает бога́тырь ко белу́ шатру,
Он подбросил ету грамотку старо́му казаку.
Вот берет-де старо́й да ету грамотку,
Да заходит старо́й да во бело́й шатёр,
Заревел тут старой да громким голосом:
«Уж как не времё спать, да нам пора ставать,
От великого сону пробужатися,
От великой хмелинки просыпатися!»

Вот скочили ребята на резвы́ ноги́,
Умывались они да ключевой водой,
Утирались они все полотенышком,
Вот и стал им читать да старый грамотку:
«Уж я еду-де к вам да во стольней Киёв-град,
Я греметь-штормовать у вас в стольнём Киеве,
Стара́ казака да я под меч склоню,
Молоду ег̇о княгиню за себя возьму,
А бело́й ваш шатёр да я на дым спущу,
А святы́ ваши иконы на поплав воды спущу,
А Мишку Торопанишка — во конюхи,
А Добрыню Микитичя — во писари,
Кабы Мишки Торопанишку — чашки-ложки ему мыть,
Чашки-ложки ему мыть да поварёночки».

Вот и стал тогда старой да их выспрашивать:
«Да ког̇о мы пошлём да во чысто́ полё,
Во чысто́ полё пошлём мы за бог̇а́тырём?
А послать бы нам Мишку Торопанишка:
У нас Мишка-та роду торопливого,
Заевяд он потерят свою буйну голову.
А пошлём лучше́ Добрынюшку Мекитичя:
А Добрыня-то роду да у нас вежливого,
Он сумеёт с бог̇а́тырём-то съехатьце,
Он сумеёт бог̇а́тырю ведь чесь воздать».
Вот и стал тогда Добрынюшка срежатися,
Вот и стал тут Микитич сподоблятися.

А не видяли, Добрыня как на коня когда скочил,
А увидяли: Добрыня в стремена ступил.
Да увидяли: в чысто́м поле курева́ стоит,
Курева́ где стоит, да дым столбом валит,
У коня-то ыз роту пламё мечитце,
У коня из ноздрей да искры сыплютце.
Полятел тут Добрыня во чысто́ поле́,
Подъежжает Добрыня ко бог̇атырю,
Зарявел тут Добрыня во перьво́й након:
«А куда же ты едёшь, куда путь дёржишь?
Не воротишь ты на за́ставу каравульнюю?»
А на ето бог̇атырь не ослушалсэ.
Заревел тогда Добрыня во второй након:
«Ах ты ле́тишь, ворона пустопёрая,
Ах ты ле́тишь, сорока загумённая,
Ах ты нас, видно́, бог̇а́тырей, нечым зовёшь?» Oh, yes, not close to the city, not far away,
Not far from Kiev, twelve miles away,
The rich lived there on the grounds,
Caravulated-stored by the capital Kiev-grad,
They did not see any horse or foot,
Not a passer-by but not a passer-by.
Yes, the wolf was not gray there, but it did not sprout,
Yes, not a black bear did not run there.

[these lines were omitted when singing to the phonograph.]
Oh yes, there were twelve of them all heroes.
Yes, for the eldest was Ilya Muromech,
Under him was Samson da Kolybanovich,
Ai Dobrynya was his scribe,
And Olyosha lived in the grooms.
If only Mishka Toropanishka cups - spoons of soaps,
Cups and spoons of soaps and little ladles.]

Becomes old and early in the morning,
Yes, the old duck comes out on Vulza,
Yes, I'll take the old one.
He looks under the side of the year -
If only there were dark forests there;
He looks under the side under the trap -
If there are ice mountains there;
He looks to the side to the north -
If only there is more blue there;
He looks towards the east -
If only there is a field and a frequent flight.

Not a fog, he sees, in a field and a kolybaitsa,
He sees: a hero is riding, an amusement.
He will shoot up the arrow,
The arrow does not uranivat on the cheese,
On the fly it picks up an arrow,
On one knee he holds an inkwell,
On the other, he’s holding a piece of paper on his knees,
Yes, and write bogatyr quickly a letter.
The bogatyr is approaching the white tent,
He tossed this letter to the old Cossack.
Here is the old man's take and this letter,
Let the old one go into the white tent,
Here he roared in an old and loud voice:
“It’s not time to sleep, but it’s time for us to stop,
Wake up from the great dream,
Wake up from the great hop! "

Here the guys jumped on fast feet,
They washed themselves with spring water,
They all wiped themselves with a cloth,
So I began to read to them and an old letter:
“I’m on my way to see you in the capital Kiev-grad,
I rattle-storm in your capital Kiev,
Old Cossack, yes I will bow to the sword,
I will take his young princess for myself,
And I will lower your white tent into the smoke,
And I will lower your holy icons on a float of water,
And Mishka Toropanishka - in grooms,
And Dobrynya Mikitich - in the clerk,
If only Mishka Toropanishka should wash the cups and spoons,
He should wash the cups and spoons and the little scoops.

So then he became old and asked them:
"Yes, when will we send yes into the field,
In a quick field, shall we send for God?
And to send us Mishka Toropanishka:
We have a Bear-that kind of hurried,
Zayevad he will lose his wild head.
And we'd better send Dobrynyushka Mekitich:
And Dobrynya is kind and polite,
He will be able to move out with God,
He will be able to repay the Goddess. ”
So then Dobrynyushka began to cut himself,
So here Mikitich was honored.

But they did not see Dobrynya as on a horse when he jumped,
And they saw: Dobrynya stepped into the stirrups.
Yes, they saw: there was a smoke in the clear field,
Kureva where it stands, but the smoke is pouring in a column,
A horse has a flame of a mechitse,
The horse has nostrils and a spark of syplutse.
Dobrynya fell in love here in the clear field,
Dobrynya is approaching the bogatyr,
Dobrynya burst out at once:
“Where are you going, where are you going?
Won't you turn back on the caravulnya? "
And on this the hero did not disobey.
Then Dobrynya roared in the second nakon:
"Oh, you fly, empty crow,
Oh, you fly, misty magpie,
Oh, you, you see, godatyrs, you are calling us nothing? "