Было очень скучно и придумывали игры. Хранили в чемоданах на всякий случай вещи. Меняли имена и переписывали титры, Заводили кошек и любимых женщин.
Прятались в постели и отдельные коробки Веселые бутылки, мудреные беседы, Почетные ошейники, семейные решетки, Дежурные сочувствия и чужие беды.
Толпились и кричали на будничном вокзале, И искали нервно в расписании "на после" Никем не отмененный запредельный поезд, Непрошенный, бесплатный голубой вагон.
Было очень страшно, и валились на колени, Вели себя примерно, знали свое место, Ставили иконы, вглядывались в тени, Искали на ладонях черви, бубны, крести...
Надеялись на Сына, переносили даты, Сидели на дорожку, боялись лечь в больницу, Плакались соседям, искали виноватых, Переставляли мебель и молодили лица.
Оркестр заиграл "Прощанье славянки", Опаздывал старик, бежал. Ему смеялась в спину Прыщавая крикунья, шалая девчонка, Чужая бескончная весна.
Было очень мало, к тому же одиноко, Целовали в губы, обещали помнить. Думали, что встретятся, поминали водкой, Шли домой сутулясь, тупо и уже не больно.
А потом спешили, жили, рвали телефоны, Всех родных и милых сквозь провода и дали Ждали... Хоть разок на чай в возможном теплом доме Скоро обязательно... - и не успевали.
И глядел на них огромными глазами Добрых и чудных, совсем не понимая, Изумленный и безгрешный озорной ребенок, Невинный и, наверно, слишком мудрый Бог. It was very boring and came up with games. Just in case, they kept things in their trunks. They changed names and rewrote titles, Cats got and loved women.
Hiding in bed and individual boxes Funny bottles, sophisticated conversations, Honorable collars, family grills, Duty sympathy and other people's misfortunes.
They crowded and shouted at the everyday station, And they searched nervously in the "after" No one canceled the outrageous train, Unrequited, free blue car.
It was very scary, and fell to his knees, They behaved roughly, they knew their place, They put icons, peered into the shadows, They looked for worms, tambourines, crosses on the palms of the hands ...
They hoped for the Son, postponed the dates, They sat on the path, they were afraid to go to the hospital, We cried to our neighbors, we looked for the guilty, They rearranged the furniture and the faces were young.
The orchestra played "Farewell to the Slavs", The old man was late, he ran. He laughed in the back Punctuating screaming, a shaggy girl, Another unfinished spring.
There was very little, besides it was lonely, Kissed on the lips, promised to remember. They thought that they would meet, would remember vodka, We went home stooping, stupidly and no longer hurt.
And then they hurried, they lived, they tore up telephones, All relatives and darlings through the wires and gave Wait ... Just once in tea in a possible warm house Soon necessary ... - and did not have time.
And I looked at them with huge eyes Kind and wonderful, completely not understanding, Amazed and sinless naughty child, Innocent and, probably, too wise God.