Андрей Земсков все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

Там, где океан гложет берега,
Там, где корабли в шторм уходят от берега прочь,
По небу течёт Млечная река,
На краю земли освещает июльскую ночь.
Звёздами со дна светится планктон,
И пиратский бриг проплывает бесшумно вдали.
Не горит маяк и грустит о том
Времени, когда сквозь туман проводил корабли.

Мне приснилось февральское синее утро,
Ледяные торосы под белой Полярной звездою,
Что сияла с высокого неба божественно - мудро.
И я понял, что скоро умру с этой мыслью простою.

И когда заскрипела во тьме дверь убогой темницы,
Я уже был готов не к земному – к иному допросу.
Лишь при свете коптилки спросил у хромого убийцы:

Как от Шилки на Аргуни
Собирались казаки
Да артельные плоты
Вязали крепко
Путь не короток не долог
До Амура-до реки
Ведь Амур, известно, -
Батюшка всем рекам

Афганская «Кукушка», солдатская гитара
И борт предновогодний, летящий на Кабул.
Не скоро жди, подружка, письма из Кандагара:
Задымленный «афганец» с пологих гор подул.

Мы были здесь когда-то - не в отпуске, конечно.
Был серпантин дороги отнюдь не мишурой.
А песня для солдата – и память, и надежда, -

Баллада о 1945 годе

Земсков Андрей

Я начал свой путь в стародавние годы,
Когда красным светом горела звезда.
Тогда ненадолго хватало свободы:
Её волокли на восток поезда.

Начинаю с нуля – не от райских ворот, не от вахты,
За которой в снегу – души тех, кто рискнул на побег,
Чьи худые тела замостили кандальные тракты,
И кому вечный сон – этот чистый нетающий снег.

Я начну не с того. Я в глазах твоих вижу начало
Или пропасть свою – сам не знаю, лечу наугад.
Вот и птица в ночи мне тревожно «Окстись!» прокричала.

БАРГУЗИН

Окропи мои струны байкальской водою, Бурхан!
Отними мои беды, Ольхон, да грехи отпусти!
Дай мне силы на песню весёлую, Камень-Шаман!
Я спою, жив покуда! Ты, мать Ангара, не грусти!

Если лодка наткнётся в истоке твоём на топляк,

Отцвёл подсолнух, - семена
его пробьются, но потом.
А нынче - снежные фронты вдали на марше
И отступают времена
гульбы и пенья за столом.
И значит - время уходить следами старших.

Когда-то много лет назад –

Белый корабль под названьем "Надежда"
Ловит зюйд-ост парусами своими.
Значит, у нас всё в порядке, как прежде?
Белый корабль, оправдай своё имя!

Нас отучали надеяться долго,
В штормы бросали среди океана.
Ждали спасенья мы только с Востока

Мне сказали, что поэты стали людям не нужны,
Что толпа давно не внемлет обнищавшему поэту,
И поэты населенье беспокоить не должны.
Нету никакой цензуры - но и книжек тоже нету!..

Зазомбировали массы конформист и неформал,
Все в компьютеры уткнулись и самих себя проспали,
Музыкальную культуру подогнали под формат,

Когда писать не с руки и не разводятся краски,
Когда на мачтах паруса – как бельё,
Казалось бы, пустяки - лишь возвращение сказки
Туда, где ждать все позабыли её.

Казалось бы – поднажать на жёлтый тюбик сильнее
И солнце выпустить в небо на год.
Но режет ночь без ножа - её чернила синее,

Вот и славно, что нету ни дела, ни денег.
Вот и славно, что осень, - дыши да живи!
Я иду по пятам своей собственной тени,
Я иду по следам своей битой любви.

Путь неровен, как час: все то справа, то слева
Кистенями грозят. Вот и Бог, и порог,
И лампада костра под иконою неба,

Не всё, что поётся, - поётся вслух,
Не всё продаётся влёт.
Ты выйдешь из дома, - а воздух сух,
На лужицах – первый лёд.
На листьях вчерашнего сентября –
Серебряный холодок.
Здесь даже ошибочный шаг - не зря.
Ошибка – наука впрок.

Выпрямляйся, барабанщик! Встань и только не гнись! –
Там, за насыпью, засели враги.
В тридцать семь коротких лет не умещается жизнь,
Возвращается на те же круги.

Пуля свистнет и под орден ляжет красным пятном,
На секунду станет пусто в груди.
А потом тебя подхватит серебристым крылом

Бывает так на свете –
живем второпях и почти что без дома.
Серая пыль
на дорогу ложится устало и взлетает над ней.
Один и тот же ветер
в приволжских степях и в степях Оклахомы
Гонит ковыль
под копыта ковбойских мустангов и казачьих коней.

Дальний свет на ночной,
между сопок петляющей трассе
Ослепил, в поворот
бросил фуру, - не спи за рулём!
И глаза протерев,
вспомнил чёрта водила на "КрАЗе".
Вот и мы у корчмы
крепкий кофе попить тормознём.

В эту ночь, дорогие товарищи,
Когда в небе звезды ни одной,
Выйду я прогуляться на кладбище
Под полуночной полной луной.

Ни души, - лишь блуждают вокруг огни,
Да с могилок слышны голоса:
Упыри, вурдалаки, укупники

Шла волна штормовая
На лихой абордаж.
И, корабль раздевая,
Ветер рвал такелаж.
К чёрту брошены трапы,
Не спастись парусам.
Кто попал ветру в лапы,
Тот не вырвется сам.

Я придумываю сны для одной своей знакомой,
Чтоб прийти и рассказать: вот, приснилось, это ж надо!
Это будет не обман, а фантазия простая,
Потому что наша жизнь без фантазии скучна...

Там домик на горе,
Окошко слюдяное,
Подковка на двери - волшебный талисман.

Голос, живущий во мне, - это белое братство снегов,
Песни метелей над Вяткой, Сибирью и над Магаданом.
Голос, живущий во мне, - это несколько капель стихов,
С неба сорвавшихся над многогласных речей океаном.

Голос, живущий во мне, - это больше, чем звук, но притом
Тише, чем эхо шаманского бубна и медного горна.
Так ли скрипят половицы, когда входит странник в твой дом?

Напрасные хлопоты крыльев
За левым плечом февраля по дороге к весне.
Утоптанным снегом укрыли,
Зарыли, забыли меня в летаргическом сне.

Забыли... И сколько ни бейся
Горячей смурной головой о холодный гранит, -
Лишь эхо затоптанных песен

За тысячу лет мы мудрее не стали,
Всё верим в знахарство, в астрал, в колдовство.
А в кого верит пуля – в Аллаха, в Христа ли,
Когда покидает наскучивший ствол?

Сжигая хранимый веками папирус,
Мы ходим по плитам забытых могил.
Нас всех неизвестный компьютерный вирус

Разыгрался буран в чаще,
А мелодии все те же.
Стало сердце сдавать чаще,
Стали гости бывать реже.
Ничего, что один в поле:
Не до жиру - живым встать бы.
Все обиды не в счет, коли
Доживем до чужой свадьбы.

Заклинание ветра,
уносящего всё, что мешало дышать, -
Вот она, моя вера
в сумасшедшие песни, что пела душа,
И в летящие звёзды,
что порой на ветру попадают в глаза.
Но не сдерживай слёз ты, -
отольется серебряной пулей слеза!

Бьётся море в берег рампы,
Звёздным светится планктоном.
Корабли на рейде дальнем
Смотрят радужные сны.
Не спешат радиограммы –
Связи нет с далёким домом.
И на пульте у радиста –
Три минуты тишины.

Певчий брат мой – ветер, подскажи слова
Самой звонкой песни, да напой мотив.
Никого на свете не щадит молва,
Впереди всегда летит.
Хорошо ли, плохо вскормлена с руки
Завистью да ложью с горем пополам.
Словно скоморохам, рубят языки
На Руси колоколам.

Ничего не отвечай,
Придорожная трава,
Да сплошная кутерьма
Необъезженных дорог.
Отцветает иван-чай,-
И зовет меня тропа.
Город мой - моя тюрьма,
Но закончился мой срок.

Пусть вода в ручье горчит,
Пусть подъесаул ворчит,
За опушкою стучит артиллерия,
Но покуда по края
Чарка полная моя,
На родной земле, друзья, в смерть не верю я.

Эй, уланы-молодцы,

Над Авачинской бухтой снег
В лобовое летит стекло.
Самолет замедляет бег,
А за бортом - теплым - тепло.
Вот он, северный мой простор,
Беспредельная благодать!
Розовеют вершины гор,
До которых рукой подать.

Мы с тобой - крейсера, мой друг, нас до срока загнали в док
Те, кому на Россию-мать и на флот глубоко плевать.
Но столетье замкнуло круг. И теперь наш священный долг -
Выжить, выстоять, сохранить доброй памяти нить.

Не придуманный кем-то миф, мы родились легендами,
В порт-артурской эскадре мы погибали, изранены.
Море дым застилал окрест. Но Андреевский синий крест

Легко, как бабочка с татарского клинка,
Душа взлетает.
А чтобы жизнь была безоблачно-легка -
Так не бывает...

И часто мелочи нам кажутся сильней
В миру бескрылом...
Но, слава Богу, нам дано на восемь дней

Крылья в кровь разбила стая лебединая,
Отрываясь от зимы за полшага.
С перелетом запоздали (впереди ноябрь),
Потому что нету в стае вожака.

Где ты, брат мой белокрылый с черной меткою,
Выручавший из беды меня не раз?
Грянул выстрел над осокой дробью мелкою,

Это время не будет твоим никогда,
Вот такая беда, повзрослевший Малыш.
Ты, как деньги, на ветер швыряешь года -
То немного отстанешь, то вдаль убежишь,
То сидишь у раскрытой фрамуги всю ночь,
Пробегающий поезд шумит вдалеке,
Смотрит сказки во сне семилетняя дочь,
И пластмассовый компас блестит на руке.

В тихом омуте черти водят хоровод,
Коромыслом дым да угару - до небес.
Время к полночи. Веселись, честной народ!
Нынче в Воланды метит самый мелкий бес.

Эх, досталась нам непутёвая страна:
Негритянский рэп да китайский самогон.
С неба щерится желтозубая луна.

Здравствуйте, хорошая погода!
Не беда, что промокают ноги,
Мне же, незнакомый друг, охота
С вами побеседовать о боге.
Что же вы оскалились так жутко?
Будто бы попав под напряженье,
Вот вам интересная брошюрка,
В пятницу у нас богослуженье.

Соцреализм разбился на осколки,
Среди которых есть еще ТАКОЕ!..
У нас в любом занюханном поселке
Есть свой Ильич с протянутой рукою.
Сто тридцать лет - а он такой же крепкий
И добрый, словно санитар в палате, -
Чаще всего - в своей любимой кепке,
Реже - в пальто (а может быть, в халате).

Стала зелень медною: зелено – не молодо.
Все скамейки заняты: знамо – выходной.
Разлетелись листьями по аллее Воланда
Снимки чёрно-белые памяти цветной.

Голова садовая на Садовой улице
Обронила пёрышко. Бронная, прости!
Оперенье новое на двуглавой курице,

Социалистический рай,
Пыльная дорога на фронт.
Порохом ли, прахом по руке погадай,
Царь-Горохом да в огород.
Порохом ли, прахом по руке погадай,
Царь-Горохом да в огород.
Капиталистический ад,
В поле воет ветер-бобыль.

Мы – дети детей Победы,
Родившихся в сорок пятом
В стране, что стояла гордо
На твёрдых своих ногах.
Военной поры приметы,
Привычные тем ребятам,
Ложатся на гриф аккордом
И в наших звучат стихах.

(Ольге Левковской)

Исполины из поленьев, великаны из фанеры,
Пенный пласт из пенопласта, неподкупное начальство,
Невезучий понедельник, опустевшие вольеры,
Осень, листья рвутся с веток, разрывая мир на части.

Разбивая лёд на лужах - витражи, осколки чуда, -

Пеплом – прошлогодняя трава,
Прахом на дорогу выпал снег,
С плахи покатилась голова,
Слёзы показались из-под век.

Дальше – только небо до земли,
Дальше – полный газ без тормозов.
Если сгнил кораблик на мели –

Затянулась перестройка, дым махорочный
От заморских, недешёвых, в общем, сигарет.
Ни страданий по стране страды уборочной,
Ни малиновых клифтов из 90-х нет.

В Нижнем Новгороде Чкалов по-над Волгою,
А за дальним лесом в Китеже к обедне звон.
Одарили нас бояре волей вольною,

Как просто приходит осень - без бури, без гроз.
Лишь скрипнут земные оси небесных колес.
Постскриптумом - бабье лето, чьи краски просты.
И словно венок сонетов - венец из листвы.

А мне по колено море в раскисшем дворе,
А мне стороною горе. Всё - точки-тире:
Бьет стылая жизнь морзянку по сердцу ключом.

Вот и стало хорошо, где нас нет.
Стёрли память в порошок жернова.
Сколько зим, ты говоришь, сколько лет?
Между строчек проросла трын-трава, -

Ни проехать, ни пройти... Что с того,
Что нам выпало летать между звёзд?
В океане есть один островок,

Мы с тобой давно десять раз расстались.
Хватит с лютней здесь шастать по кустам!
Цирк уехал, но клоуны остались,
И один из них прям-таки достал.
Я в него вчера бросила геранью,
Нынче он герань притащил назад.
Что мне делать с ним, право, я не знаю…
Песни до утра – это сущий ад!

ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ГАЛИЧА
Андрей Земсков

Все мы - люди дороги,
Все мы - певчие птицы,
Позабытые строки
С пожелтевшей страницы.
Нам сжигает ресницы

В тучах много для снега прорех,
Серый город меняет окрас.
Это будет танцем для всех,
Это будет жизнью для нас.
Кто-то пьет, потому что грустит,
Где-то семеро ждут одного.
Слушай, как под ногами хрустит
Первый снег - первый снег без него...

Сбитые пальцы, порванные струны,
Несыгранных концертов шипы и розы,
Знаки Зодиака, свастики и руны,
Железные браслеты, кровавые слезы.

Сиреневое небо, серебряный ветер,
Живые имена под мертвой водою,
Колючих ограждений угрюмые дети,

«Мне на плечи кидается век-волкодав…»
О.Э. Мандельштам

С юго-запада на юго-восток
отправляются мои поезда.
Без меня они уходят к тебе,
без тебя – обратно.
Там, на въезде в город Владивосток,

Граница мира - вот она, черта!
Мустанги бьют копытами об лед.
Вигвам с подземным ходом на чердак
Готовится в космический полет.
Гуроны метят в теплые края,
На шару трубкой мира попыхтев.
Храпит седой тунгус Омар Хайям,
А Диоген орет: "Алло, вы где?!"

В наших душах вольны,
Кто в неволе прожил
И кто света не видел в глаза -
Всем смертельно больным
Беспокойством души
Посвящается эта гроза.

Напрочь расколота громом скрижаль,

Я - красный волк,

Я обложен, как беглый зека,

И охотничьи слышу рожки.

Я - красный волк,

Казалось, - что нам грустить о прошлом, слегка небритым, вполне здоровым
И защитившим сто диссертаций по дегустации кислых щей!
Но в нашу тесную гавань входит крутое Время с суперсалоном, -
И субмариной на переплавку уходит Время простых вещей.

Уходит время ночных застолий и семиструнного просторечья...
Седеют жены, взрослеют дети, и зеленеет в карманах медь.
А мы рискуем из века выпасть, словно скворчата Замоскворечья -

С кораблями сбежавших антроповских крыс
добивает подобщий оврал
Микки Маус Кремлёвскую стену прогрыз
и вождей погребённых сожрал
а потом закричал EVERY BODY C'MON
это значило полный обзац
но вошёл в оклахому росийский омон
и теперь у них всё как у нас

Я - сцена, красным светом, как жертвенной кровью, залитая плаха,
Где казнить или миловать волен сидящий в партере.
Я – сцепка между временем первой любви и безвременьем страха.
К высшей мере я приговорён без суда – к Высшей Вере.

Я – церковь. Моё сердце распято на рёбрах, сколоченных косо,
Мой Андреевский крест не снаружи – внутри этой клетки.
Я – цепко вросший в землю корнями оставленный странником посох,

Нам еще в унисон запевать от запоя к запою,
Не от спирта пьянеть и искать уходящих следы.
Ты в мажоре грустишь, я в миноре смеюсь над собою,
Попадаю впросак, не всегда попадая в лады.

Этот жесткий вагон - этот мир, где нет места для сказок,
Где в глазах пустота у детей беспризорной страны.
Мы всё тянем вперед сцепкой жил и надорванных связок

Складками плаща скрыла полнолунье
Полночь, - и луна тёмною была.
«Здравствуй и прощай» - в лёгком поцелуе
Эта пара слов, - вот и все дела…

Гости, как слоны, хлопали дверями,
Мимо проходя. Нас ли укорять,
Что бездарно мы время не теряли?

Лето нас уравняет во времени, будет светло:
Семь утра у меня, а на севере – белая ночь.
Эти глупые птицы любого берут на крыло,
Кто решится лететь, потому что иначе – невмочь.

Потому что земля вся исхожена, дальше – провал,
И тоску голубиная почта не лечит уже...
Лето будет качать на волнах, как буйки, острова

А разойдемся мы красиво,
как во французской мелодраме:
Ударит колокол к вечерне,
взовьется стая голубей,
Рванется с места электричка,
а может, поезд без названья.
Ведь дан приказ ему - на запад,
а ей - в другую сторону.

Прокажённая церковь на заброшенном небе.
Все - о водке, о хлебе, а она - о себе.
Прокажённая церковь, - ей не надо свободы,
Ей бы только чтоб годы не тянули к земле.

Прокажённая церковь - сельский клуб у дороги,
Отлучённые боги да в подвале вода...
Все - о войнах, о ценах на солдат и на порох.

Поснимали леса с церквей,
Да не стало вокруг светлей.
Разливает попса елей,
только что-то не весело.
Отвернулся от нас Аллах,
Камикадзе - и те в чалмах,
И над миром летает страх
на манер буревестника.

На берегу реки - угрюмый город,
А наверху над ним - совсем другой.
Ах, кабы знать, в каком посуше порох,
Я б искру высек и пошел домой.

А в них обоих ждут чего попало -
То НЛО, то выборов царя.
А вот чего еще нам не хватало?

На сибирских полустанках –
Ни кола и ни двора,
И летала с гор на санках
Боевая детвора.
Головой качали деды, -
Уголёк опять в цене
За полгода до Победы
В самой огненной войне.

Колкими рунами,
тонкими струнами -
чёрные нити рек.
Гладью ли водною,
гатью болотною
я ухожу в побег.

Гостем непрошеным,

Сон звездолёта помнит свет золотой планеты,
Два раскалённых солнца над вековым песком.
Скоро ты станешь, мальчик, рыцарем из легенды!
Скоро в Великой Силе произойдёт раскол.

Тысячами осколков брызнут миры сквозь пальцы,
Сжавшие твоё сердце, как рукоять меча.
Ветры родной планеты шепчут тебе: «Останься!»

По переулочку направо мимо садика,
Где зреют яблоки – плоды труда мичуринца,
Походкой легкою вприпрыжку, как у цадика,
Сбегая к морю, город мой от солнца щурится,

Где что ни лето, та же пляжная история,
Где караоке у киоска кукарекает,
Где кока-кола с горьким запахом цикория,

«Скрип колеса, лужи и грязь дорог…»
А. Новиков

Выход, поклон,
Старый фургон –
Снова на месте я.
Скрип колеса,
Скрипка-лиса –

Никите Высоцкому

Сын за отца… Это значит, кончается детство,
Взрослая жизнь поднимает потрёпанный флаг.
Только вот песенный дар
Не переходит в наследство,
Не переходит, не переходит,
Не переходит никак.

Я ещё отбрасываю тень, - значит,
Я пока живу. А как там быть дальше?
За рекою красный эскадрон скачет,
И труба не чувствует пока фальши.

Голоса на этой стороне мира
Кличут голоса с той стороны света.
Если б мы не знали, как поёт лира,

Вот я от мужа ушла к соседу,
А у соседа вставные зубы.
Вот он из ванной идёт к обеду,
Слегка небритый, зато не грубый.

Я наливаю ему погуще,
Себе пожиже — мне много ль надо?
А он, кормилец, — на складе грузчик.

Вот и стала рожь пряным солодом,
Гуси-лебеди хоровод не вьют,
Богомаз-октябрь красит золотом
Купола церквей да косу твою.

Горек неба дым, ал рябины цвет.
Я смахну росу на твоём пути,
Под уздцы к тебе подведу рассвет,

Кошка лакает воду из блюдца.
Солнышко над головой.
Люди уходят, но — остаются
Снегом, листвою, травой,
Ветром осенним, звоном трамвая,
Шумным теченьем реки,
Ясные знаки нам посылая
Небытию вопреки.

Я – меч под твоею рукой,
Свеча на столе.
Мы жили когда-то давно,
Ловили ветра,
В ночи зажигали огонь
На чёрной скале
И пили густое вино
Со дна серебра.

В этом мире, где запросто могут убить,
Как за песню, за волчий вой,
Есть такая простая работа – ходить
С гордо поднятой головой.

Там, где первые робкие делал шажки
Твой волчонок, а нынче – вожак,
Как и прежде, алеют повсюду флажки,

Угли в камине покрыты сто лет серой золой,
Я задуваю свечу на столе, шторы долой,
Сад мой, осенняя ветка как плеть, нервная дрожь...
Кто там, любимая, ты ли, ответь? - Нет, это дождь.

Время не лекарь, слеза не вода, зла и мудра,
Голос пространства, часов немота, вьюга с утра,
Поле моё, след у старой межи, чей это след...

Эй, кто-нибудь
Из ушедших наверх, оглянись назад!
Был долог путь,
Разрубила клинком небосвод гроза.

Эй, погоди!
Если полон карман, да пуста душа,
Что впереди?

Учишь идиш - видишь кукиш,
За окошком - не Париж.
Дальше едешь - тише будешь,
Больше куришь - громче спишь.
Крыша едет за туманом
За туманный Альбион.
Пролетарии всем странам,
Пролетая, шлют поклон.