Текст песни Арсений Тарковский - Эвридика.Первые свидания .

Исполнитель: Арсений Тарковский
Название песни: Эвридика.Первые свидания .
Дата добавления: 21.05.2018 | 04:15:33

Просмотров: 32
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

На этой странице находится текст песни Арсений Тарковский - Эвридика.Первые свидания ., а также перевод песни и видео или клип.

Кто круче?

Арсений Тарковский

или

Борис Пастернак

У человека тело
Одно, как одиночка.
Душе осточертела
Сплошная оболочка
С ушами и глазами
Величиной в пятак
И кожей - шрам на шраме,
Надетой на костяк.

Летит сквозь роговицу
В небесную криницу,
На ледяную спицу,
На птичью колесницу
И слышит сквозь решетку
Живой тюрьмы своей
Лесов и нив трещотку,
Трубу семи морей.

Душе грешно без тела,
Как телу без сорочки, -
Ни помысла, ни дела,
Ни замысла, ни строчки.
Загадка без разгадки:
Кто возвратится вспять,
Сплясав на той площадке,
Где некому плясать?

И снится мне другая
Душа, в другой одежде:
Горит, перебегая
От робости к надежде,
Огнем, как спирт, без тени
Уходит по земле,
На память гроздь сирени
Оставив на столе.

Дитя, беги, не сетуй
Над Эвридикой бедной
И палочкой по свету
Гони свой обруч медный,
Пока хоть в четверть слуха
В ответ на каждый шаг
И весело и сухо
Земля шумит в ушах.

Свиданий наших каждое мгновенье,
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: "Будь благословенна!" -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И - Боже правый! - ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь поьгорло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало: царь.

На свете все преобразилось, даже
Простые вещи - таз, кувшин, - когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы поднимались по реке,
И небо развернулось перед нами...

Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

Предчувствиям не верю и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет.
Бессмертны все. Бессмертно все. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.

Живите в доме - и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом -
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподнимаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.

Я век себе по росту подбирал.
Мы шли на юг, держали пыль над степью;
Бурьян чадил; кузнечик баловал,
Подковы трогал усом, и пророчил,
И гибелью грозил мне, как монах.
Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас, в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.

Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела. A person has a body
One, as a loner.
The soul is fed up
Solid shell
With ears and eyes
The value in a nickle
And the skin - a scar on the scar,
Bonded.

Flies through the cornea
In the heavenly crib,
On an icy knitting needle,
The bird chariot
And he hears through the bars
Living prison
Woods and cornfield rattle,
Pipe of the Seven Seas.

The soul is sinless without a body,
As the body without a shirt, -
No thought, no matter,
Neither a plan, nor a line.
Riddle without a clue:
Who will turn back,
Having danced on that platform,
Where there is nobody to dance?

And I dream of another
Soul, in other clothes:
Burning, running across
From timidity to hope,
Fire, like alcohol, without a shadow
Leaves on the ground,
For memory a bunch of lilacs
Leaving it on the table.

Child, run, do not complain
Over Eurydice is poor
And a wand around the world
Drive your copper hoop,
While at least a quarter of a rumor
In response to each step
And fun and dry
The earth is noisy in the ears.

Our meetings every moment,
We celebrated, like theophany,
Some in the whole world. You were
Bold and lighter than the bird's wing,
On the stairs, like dizzy,
Through the stage I ran and drove
Through a wet lilac in their possession
From that side of the mirror glass.

When night came, there was mercy to me
It is granted, the altar gate
They are open, and in the darkness shone
And slowly nodity sloped,
And, waking up: "Be blessed!" -
I spoke and knew that I was bold
My blessing: you slept,
And touch the eyelids of the blue universe
To you, the lilac stretched from the table,
And blue-lipped eyelids
They were calm, and the hand was warm.

And in the crystal pulsed rivers,
The mountains were smoking, the seas were shining,
And you held the sphere in your palm
Crystal, and you slept on the throne,
And - Good God! - you were mine.
You woke up and transformed
All-day human dictionary,
And speech poggolo full-sound power
Filled, and the word you opened
Its new meaning and meant: the king.

In the world everything has changed, even
Simple things - a basin, a pitcher - when
Standing between us, as a guard,
Layered and solid water.

We were led by a whopper.
Before us we parted, like mirages,
Built miraculously,
The mint itself lay down under our feet,
And the birds with us were on the road,
And the fish went up the river,
And the sky unfolded before us ...

When fate followed us on the trail,
Like a madman with a razor in his hand.

I do not believe and accept premonitions
I'm not afraid. Neither slander nor poison
I'm not running. There is no death in the world.
All are immortal. Immortal everything. Do not
To fear death at the age of seventeen,
Not at seventy. There is only reality and light,
There is no darkness, no death in this world.
We are all on the shore of the sea,
And I'm one of those who choose networks,
When there is immortality in a jamb.

Live in the house - and the house will not collapse.
I will call any of the centuries,
I will enter into it and build a house in it.
That's why with me your children
And your wives at the same table -
A table alone and great-grandfather and grandson:
The future is happening now,
And if I raise my hand,
All five rays will remain with you.
I am every day past, as a staple,
He clutched his clavicles,
I measured the time by the earth-measuring chain
And through it passed, as through the Urals.

I picked up my own eyelid for growth.
We went to the south, kept dust over the steppe;
Burian was drinking; the grasshopper indulged,
Horseshoe touched a mustache, and prophesied,
And he threatened me with death, like a monk.
I pressed my fate to the saddle;
I am now, in the future times,
As a boy, I stand in the stirrups.

I have enough of my immortality,
That my blood flowed from century to century.
For the right angle of smooth heat
I would have paid my own life with will,
When would her flying needle
I, as a thread, did not lead in the world.