Текст песни Френки - Шоу - Истинная страсть лишена жалости...

Исполнитель: Френки - Шоу
Название песни: Истинная страсть лишена жалости...
Дата добавления: 02.06.2016 | 22:47:26

Просмотров: 143
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

На этой странице находится текст песни Френки - Шоу - Истинная страсть лишена жалости..., а также перевод песни и видео или клип.

Кто круче?

Френки - Шоу

или

Френки-шоу

Приветствую вас, дамы и господа, как известно истинная страсть лишена жалости – жалость мешает уважать равных, или ещё более сокрушительно – нет истин крупного стиля, которые были бы открыты при помощи лести и смирения, нет тайн, готовых доверчиво совлечь с себя покров, и только насилием, силой и неумолимость можно вырвать у природы её заветные тайны. И как всегда интересно из кого всё это безумное великолепие, верно?
Итак, дамы и господа, я рождаюсь в середине октября, в самом конце XIX века. Мой отец простой бухгалтер, человек крайне дисциплинированный и предельно набожный, очень надеется, что я стану священником Римской католической церкви, я же с детства мечтаю о писательской карьере, и после окончания гимназии уже концентрируюсь на изучении, так называемых, гуманитарных наук. Примерно в это же время начинается Первая мировая война, и, обуреваемый мощным романтическим позывом, я всем сердцем стремлюсь на фронт, но военная комиссия признаёт меня негодным к армейской службе, что очень больно задевает моё самолюбие, и отец уже застаёт меня, как вы видите, беспомощно рыдающим над клавиатурой моего фортепиано, и на его слова: «Это Бог тебя хранит, сынок, восприми это как дар», я взвинчиваюсь маленькой фурией и расстреливаю отца искромётной тирадой, что для меня нет большего позора и унижения, чем отсиживаться под юбкой у Бога, когда Родине требуются храбрые и преданные солдаты. И вот с 1917 по 1921 года я уже учусь в университетах Фрайбурга, Бонна, Вюрцбурга, Кёльна, Мюнхена, Гейдельберга. Яростно изучаю философию, германистику, историю, мировую литературу, с особым восхищением посещаю театры – этот мир невероятно увлекает меня, и вот в Гейдельбергском университете я уже защищаю диссертацию по романтической немецкой драме, к этому времени я уже оббиваю пороги всех возможных театров, но мои избыточно-сентиментальные героическо-возвышенные пьесы отвергнуты всеми директорами труп. И куда прикажите идти с моим неутоленным эпическим чувством? И вот примерно с 1924 года я уже главный редактор газеты «Народная свобода», на страницах которой, воодушевленный творениями великого Достоевского, которым просто не могу надышаться, яростно выступаю против национал-социализма, что уже формируется в недрах немецкой послевоенной депрессии, разрухи и голода. Однако к 1925 году мои политические взгляды начинают претерпевать неумолимую трансформацию, к 1926 в моей одинокой глубоко-восторженной груди уже поселяется некое сияющие божество, что мощным сокрушительным ударом уже высекает из гранита моего сердца те самые искры, что являют миру, как вы увидите, ярчайший образец сверхизобретательного манипулятора зрительским восприятием. Следует отметить, что начинать мне приходится с очень не простой задачи, мне предстоит захватить внимание и превратить в безвольно-управляемый объект довольно образованного зрителя.
Итак, дамы и господа, как известно манипуляция сознанием – это не насилие, это соблазн, и кое-кто из современных исследователей говорит даже, что соблазну этому можно сопротивляться, то есть, если человек усомниться, упрётся, защитит свою духовную программу, он жертвой манипуляции может и не стать. Но что делать, если человек даже не замечает, что в его сознание с помощью, так называемого, информационного шума уже внедряются все необходимые вирусы?
Итак, к 1928 году я уже главный редактор одной газеты – основного рупора продвинутой философии национал-социализма, и на многочисленных митингах и демонстрациях затянутый в длинный, не по размеру, кожаный плащ, я звонко-лающим взрывным, словно разрывающим материю безжалостным рывком, голосом уже крою сарказмом и откровенными оскорблениями несостоятельное городское правительство, привлекая к себе широчайшее внимание, утомлённых бесконечной бедностью и невзгодами, масс. Глаза мои горят как два раскалённых угля, руки пляшут виртуозно-экспресивный танец, какому позавидует любой профессиональный лицедей, голос тросирующими пулями свистит над притихшей площадью: «Да! Мы называем себя националистами! Потому что видим в нации единственную возможность защитить наши жизнено-необходимые и Greetings, ladies and gentlemen, as you know, true passion is devoid of pity - pity prevents respect for equals, or even more crushingly - there are no truths of a large style that would be revealed with the help of flattery and humility, there are no secrets ready to defraud yourself and only violence, force and inexorability can wrest its cherished secrets from nature. And as always, it’s interesting from whom all this mad splendor is, right?
So, ladies and gentlemen, I am born in the middle of October, at the very end of the XIX century. My father is a simple accountant, a person extremely disciplined and extremely devout, hopes very much that I will become a priest of the Roman Catholic Church, I have been dreaming of a writing career since childhood, and after graduating from the gymnasium I concentrate on studying the so-called humanities. Around the same time, the First World War begins, and, overwhelmed by a powerful romantic urge, I strive with all my heart to the front, but the military commission recognizes me unfit for military service, which hurts my vanity very much, and my father already catches me, as you see , sobbing helplessly over the keyboard of my piano and saying: “It is God who keeps you, son, take it as a gift,” I wind up with a little fury and shoot my father with a sparkling tirade that for me there is no greater shame and humiliation than to sit under my skirt at God, when the homeland needs brave and loyal soldiers. And from 1917 to 1921 I already studied at the universities of Freiburg, Bonn, Würzburg, Cologne, Munich, Heidelberg. I violently study philosophy, Germanic studies, history, world literature, attend theaters with special admiration - this world fascinates me, and now at the University of Heidelberg I already defend a thesis on romantic German drama, by this time I already beat the thresholds of all possible theaters, but mine excessively sentimental heroic and sublime plays rejected by all the directors of the corpse. And where to order to go with my unsatisfied epic feeling? And since about 1924, I have been the editor-in-chief of the Narodnaya Svoboda newspaper, in whose pages, inspired by the works of the great Dostoevsky, whom I simply cannot breathe, I vehemently oppose national socialism, which is already forming in the depths of the German post-war depression, ruin and famine . However, by 1925 my political views were beginning to undergo an implacable transformation, by 1926 some shining deity had already settled in my lonely deeply enthusiastic breast, which, with a powerful crushing blow, cuts from the granite of my heart the very brightest a sample of the super-ingenious manipulator with spectator perception. It should be noted that I have to start with a very not simple task, I have to grab attention and turn a fairly educated viewer into a limp-controlled object.
So, ladies and gentlemen, as you know, manipulation of consciousness is not violence, it is a temptation, and some modern researchers even say that the temptation can be resisted, that is, if a person doubts, rests, protects his spiritual program, he is a victim manipulation may not be. But what to do if a person does not even notice that all the necessary viruses are already being introduced into his consciousness with the help of the so-called information noise?
So, by 1928 I was already the editor-in-chief of one newspaper, the main horn of advanced philosophy of national socialism, and at numerous rallies and demonstrations covered in a long, out-of-size leather coat, I ringing explosively, as if tearing matter with a ruthless jerk, voice I am already cutting sarcasm and outright insults on the untenable city government, attracting the broadest attention to myself, tired of endless poverty and adversity, of the masses. My eyes are burning like two hot coals, my hands are dancing a virtuoso expressive dance, which any professional mummer will envy, the voice of bulging bullets whistles over the quiet square: “Yes! We call ourselves nationalists! Because we see in the nation the only opportunity to protect our vital and