Текст песни Фридрих Ницше - Так говорил Заратустра - Часть 2. Танцевальная песнь.

Исполнитель: Фридрих Ницше - Так говорил Заратустра
Название песни: Часть 2. Танцевальная песнь.
Дата добавления: 30.11.2017 | 00:15:20

Просмотров: 23
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным

На этой странице находится текст песни Фридрих Ницше - Так говорил Заратустра - Часть 2. Танцевальная песнь., а также перевод песни и видео или клип.

Кто круче?

Фридрих Ницше - Так говорил Заратустра

или

Фридрих Ницше

В твои глаза заглянул я недавно, о жизнь! И мне
показалось, что я погружаюсь в непостижимое.
Но ты вытащила меня золотою удочкой; насмешливо смеялась
ты, когда я тебя называл непостижимой.
"Так говорят все рыбы, -- отвечала ты, -- чего не
постигают они, то и непостижимо.
Но я только изменчива и дика, и во всем я женщина, и
притом недобродетельная:
Хотя я называюсь у вас, мужчин, "глубиною" или
"верностью", "вечностью", "тайною".
Но вы, мужчины, одаряете нас всегда собственными
добродетелями -- ах, вы, добродетельные!"
Так смеялась она, невероятная; но никогда не верю я ей и
смеху ее, когда она дурно говорит о себе самой.
И когда я с глазу на глаз говорил со своей дикой
мудростью, она сказала мне с гневом: "Ты желаешь, ты жаждешь,
ты любишь, потому только ты и хвалишь жизнь!"
Чуть было зло не ответил я ей и не сказал правды ей,
рассерженной; и нельзя злее ответить, как "сказав правду" своей
мудрости.
Так обстоит дело между нами тремя. От всего сердца люблю я
только жизнь -- и поистине, всего больше тогда, когда я
ненавижу ее!
Но если я люблю мудрость и часто слишком люблю ее, то
потому, что она очень напоминает мне жизнь!
У ней ее глаза, ее смех и даже ее золотая удочка -- чем же
я виноват, что они так похожи одна на другую?
И когда однажды жизнь спросила меня: что такое мудрость?
-- я с жаром ответил: "О, да! мудрость!
Ее алчут и не насыщаются, смотрят сквозь покровы и ловят
сетью.
Красива ли она? Почем я знаю! Но и самые старые карпы еще
идут на приманки ее.
Изменчива она и упряма; часто я видел, как кусала она себе
губы и путала гребнем свои волосы.
Быть может, она зла и лукава, и во всем она женщина; но
когда она дурно говорит о себе самой, тогда именно увлекает она
всего больше".
И когда я сказал это жизни, она зло улыбнулась и закрыла
глаза. "О ком же говоришь ты? -- спросила она. -- Не обо мне
ли?
И если даже ты прав, можно ли говорить это мне
прямо в лицо! Но теперь скажи мне о своей мудрости!"
Ах, ты опять раскрыла глаза свои, о жизнь возлюбленная! И
мне показалось, что я опять погружаюсь в непостижимое.

Так пел Заратустра. Но когда пляска кончилась и девушки
ушли, он сделался печален.
"Солнце давно уже село, -- сказал он наконец, -- луг стал
сырым, от лесов веет прохладой.
Что-то неведомое окружает меня и задумчиво смотрит. Как!
Ты жив еще, Заратустра?
Почему? Зачем? Для чего? Куда? Где? Как? Разве не безумие
-- жить еще? --
Ах, друзья мои, это вечер вопрошает во мне. Простите мне
мою печаль!
Вечер настал: простите мне, что вечер настал!"
Так говорил Заратустра. In your eyes I looked recently, about life! And me
it seemed that I was plunging into the incomprehensible.
     But you pulled me out with a gold rod; mockingly laughed
you when I called you incomprehensible.
     "So all the fish say," you answered, "which is not
they comprehend, it is incomprehensible.
     But I'm only changeable and wild, and in everything I'm a woman, and
moreover, non-virtuous:
     Although I call you men, "depth" or
"loyalty", "eternity", "secret".
     But you, men, give us always your own
virtues - ah, you, virtuous! "
     So she laughed, incredible; but I never believe her and
laugh at her when she speaks badly of herself.
     And when I spoke face to face with my wild
wisdom, she said to me with anger: "You desire, you crave,
you love, because only you praise life! "
     I almost did not answer the evil and did not tell her the truth,
angry; and it is impossible to reply angrily, as "having told the truth" its
wisdom.
     This is the case between the three of us. From the bottom of my heart I love
only life - and more truly, only more when I
I hate her!
     But if I love wisdom and often too love it, then
because it reminds me very much of my life!
     She has her eyes, her laughter and even her golden rod - what is it?
I am to blame, that they are so similar to each other?
     And when one day life asked me: what is wisdom?
- I answered with a passion: "Oh, yes, wisdom!
     She is hungry and not satisfied, watching through the covers and catching
network.
     Is she beautiful? How much I know! But the oldest carp also
go for its bait.
     She is also changeable; she is obstinate; often I saw how she bitten herself
lips and mixed her hair with a comb.
     Perhaps she is evil and evil, and in everything she is a woman; but
when she speaks badly of herself, then it is her
only more ".
     And when I said this life, she smiled and closed
eyes. "Who are you talking about?" She asked, "not about me
Do they?
     And even if you're right, can I say it to me
right in the face! But now tell me about your wisdom! "
     Oh, again you opened your eyes, O beloved life! AND
it seemed to me that I again plunged into the incomprehensible.

So Zarathustra sang. But when the dance was over and the girls
gone, he became sad.
     "The sun has long since sat down," he said at last, "the meadow has become
raw, from the woods it's cool.
     Something unknown surrounds me and looks thoughtfully. How!
Are you still alive, Zarathustra?
     Why? What for? For what? Where? Where? How? Is it not insanity?
- live yet? -
     Ah, my friends, this evening is asking in me. Forgive me
my sorrow!
     The evening has come: forgive me, that the evening has come! "
     Thus spoke Zarathustra.