05.18. город наконец-то узнал какого просыпаться с диагнозом, синонимичным моему настрою с перламутровой прослойкой. а я наблюдал как безсистемно рушились постройки. блоки бетонные в ноги без остановки падали, огромное до размеров гальки разбивали. в микрорайоне сталинок всё, что я наивно создавал, стало жалкими развалинами. сваи собирательные на грани запоя. мои мечты в асфальт вбивали молотки отбойные. и мокрыми рингтонами весна спокойно рушила остатки себя на подоконники. в узкой комнатке с газовым отсеком с моим эго кто-то занимался сексом. и текстильные ремни затянулись текстом на помятой бумаге в принтере под дексом.
светильник больше не засияет искренне. искры, забитые в гильятине из трясины не вытянуть, пока не пискнет будильник. пока не пискнет будильник в мине. кистями по стеклу осень ранняя эффектно рисует мая догорание. нет, не стирай меня. сентябрь, не стирай меня в гранях скандинавской стали, временем израненной. и радиоприемник старый глушит треск двигателя пост-советскими стандартами. апатией гитарной партии, в унисон моему сентября стартеру. под фартуками лап зеленого кокона и крытым люком насквозь промок я. включите поворотники, откройте окна.
плохо.мокро. все подкожное промокло. со стекла стекло моё уныние. и в глотку комару, что тут же сдох. а вы все стоите лишь столько, сколько стоят ваши стойла. и разметка на обоях не расскажет вам о том, как под темно-синим краном я облизываю раны в анафазе недосказки языком солёно-вязким. так хочу в тебя впитаться. разлететься, разорваться. навсегда остаться в дне, под номером 05.17. 05.18. the city finally found out what to wake up with a diagnosis, synonymous with my mood with a pearlescent layer. and I watched as the buildings collapsed without a system. concrete blocks fell into the legs without stopping, huge pebbles were smashed. in the Stalinok microdistrict everything that I naively created became a pitiful ruin. collective piles on the verge of hard drinking. my dreams were driven into the asphalt with jackhammers. and with wet ringtones spring is calm tore down the remnants of herself on the windowsills. in a narrow room with a gas compartment someone had sex with my ego. and textile belts tightened with text on crumpled paper in the printer under the dex.
the lamp will no longer shine sincerely. sparks hammered in gulyatin do not pull out of the bog until it squeaks alarm clock. until the alarm clock beeps in a mine. brushes on glass early autumn effectively draws the afterburning. no, don't erase me. september don't erase me in the face of Scandinavian steel, wounded by time. and the radio is old suppresses engine crackling by post-Soviet standards. apathy of the guitar part, in tune with my September starter. under the aprons of the paws of the green cocoon and I got soaked through the covered hatch. turn on the turn signals, open the windows.
badly. badly. badly. badly. turn on the turn signals. open windows. badly. badly. badly. badly. turn on the turn signals. open windows.
badly wet. everything subcutaneous got wet. from the glass the glass is my despondency. and into the throat of a mosquito that immediately died. and you are all worth only that much how much are your stalls worth. and markup on the wallpaper will not tell you about like under a dark blue tap I lick my wounds in anaphase understatements tongue salty-viscous. I want to soak into you. fly apart, burst. stay forever in the day, at number 05.17.