Whining сhild все тексты (слова) песен, переводы, видео, клипы

У нас как считается.
Есть страна. Россия. Огромная. Загадочная.
Непобедимая. Люблю ее.
Есть Америка. Красивая. Фильмы там снимают.
Миллиардеры кругом.
Есть Европа. Там порядок везде. Улицы мылом моют.
Театры, музеи, хорошее пиво.
Есть Африка. От Сомали до Ботсваны.

Где-то в неизвестном вам городе стоял дом .
Там всегда свет горел , и в окнах зеленели цветы .
Там пахло выпечкой , травами и огнём .
А в пяти минутах ходьбы тёк маленький чистый Нил .

Она воспитывала ему двух сыновей ,
Он сам строил дом , о котором мечтал , ведя её под алтарь ,
Она следила за садом и наполняла каждый из прожитых дней .

ты стоишь такая на остановке,
сунув наушники в уши,
я хотел подойти, узнать твое имя,
но думаю, ты даже не стала бы меня слушать.

твое миди-платье нежно колышет ветер
так, что слегка видна родинка выше колена.
твои ноги я хотел бы видеть у себя на квартире,

бетонный пиджак растолстевшего к осени города
по швам затрещал отсырев от повышенной влажности -
найти бы портного но так чтобы сделал недорого
и щёк бы при этом не дул распираемый важностью…

друг-другу вопрос задают опустевшие улицы -
когда же вернётся обратно весна красна-девица?..
и хочется взять и как в детстве далёком зажмуриться

Кроме этих подбитых строчек не осталось уж ничего.
Я повержен и обесточен,
Все, что я ни любил, мертво.
Отбиваюсь от тонн вопросов, разрывая к чертям мозги.
Из меня никакой философ.

Если можешь бежать - беги.

в море отражались тяжёлые лиловые облака, которые обычно приносят череду холодных дождливых дней. солнце заходило за горизонт и окрашивало все вокруг в непонятный сиренево-розовый цвет. волны размеренно бились о берег.
на мне была бежевая панамка с какой-то надписью на боку и плавки ярко-синего цвета. я копался в песке и мелких камушках, подставлял руки под брызги воды и собирал себе в карман самые красивые ракушки.
там, дома, меня ждала девочка, которую я любил. соседка с которой мы играли во дворе. я знал, что я, конечно же, л ю б л ю ее. так мне сказала мама. она говорила, что если ты готов пожертвовать ради кого-то самым дорогим, что у тебя есть, то это называется л ю б о в ь. и маму я, понятное дело, любил больше всех. но девочка. это что-то другое.
для неё я и собирал ракушки в карман плавок. я хотел привезти кусочек моря, кусочек дождливых облаков и розового заката.
самое дорогое, что было у меня на тот момент.
самое дорогое, что было у моря.
кожа на моих руках скукожилась от влаги, когда меня позвала мама. она была особенно грустной. глаза ее ярко блестели, а волосы растрепались на лёгком ветру. от нее пахло морем, соленые капельки были видны на её щеках, как бывает, когда брызги от волн разлетаются и оседают на всем вокруг.
мама была поразительно красивой.

не сметая того, что раньше,
вынося из всего урок,
ты становишься глубже, старше.
ты становишься тем, кто смог,

на себя вызывая пламя,
сатанея от стуж и льда,
не упасть, сохранивши знамя

"мама, свяжи мне свитер"

мама,
я не голоден.
мясо это больно,
ещё и в полдник.
я хочу обнимать
планету,

Меня укрывали руки твои.
На кухне лежали пилюли
Подписанные "для Юли", и я пила.
Запятые пропали в марте. Исчезли
В июле точки.
А в августе я потеряла строчки все.
До последней.
Поздравлял с днём рождения.

Мы подростки 21 века.
Мы знаем как быть в одиночестве.
Мы знаем, что ни в одном из нас нет человека.
В наших компаниях нет дела до нашего отчества.
Мы курим, любим, пьем и плачем.
Мы знаем каково убиваться весь вечер.
Мы теряем счет сигаретных пачек.
Мы все пробовали. Удивить уже нечем.

Пустота в разорванной памяти
Жадно дышит, вдыхая твой взгляд.
Мой покой вы увы не оставите,
Хоть забыть вас, и то был бы рад.

Потеряйся у жизни обочины,
Растворись словно сахар в воде.
Стань хоть в прозе моей многоточием,

мы сотканы из сотни дорог
твои берега
разбивали ледяные глади
о мои дали
я буду охранять твои сны,
о том,
как мы мечтали сбежать в Италию, Францию
\на другой континент\

привет, на улице снова далеко не плюсовая температура.
я ждал тебя бесконечно долго, закрывая на все глаза,
в своей маленькой квартирке ты переводила песни какой-то попсовой группы
и подругам рассказывала про какой-то дорогущий бальзам.
я истоптал все дороги до твоего дома,
я износил все ботинки, которые ты так любила,
но в любое время, в любое место, куда бы я тебя не позвал,
ты как назло

Наш приют обидой разрушен,
Мне некуда возвращаться.
За пеленой не увидеть суши,
Мне бы солью морской уповаться.

Мне сердце в ребра стучится
И рвется зачем-то на волю.
Видимо тесно внутри храниться

Не ищу, не зову, не плачу.
Все прошло и осталось мне
Утопить серебро на удачу
В замерзающей зимней воде.

Вещи собраны, город покинуть,
Чтоб не чувствовать взглядов твоих,
Укоризненно сверлящих спину.

но знай, если растратишь себя
впустую
и, стоя на стуле,
плечами сутулыми
будешь подпирать потолок
под лампой,
нелепые объятия
и слов уродливых

я желаю тебе добра.
в тверди сердца вулканы спящие.
на планете полно людей,
но не все из них
настоящие.

миллионы потухших глаз
и улыбок от уха до уха.

искать ответы в справочниках и свежих выпусках еженедельной прессы,
задыхаться в тумане комнаты от дымовой завесы,
где накурено синим винстоном и ломает кромешным «пресно».
просто перестать дышать. просто проснуться и не найти места
выдыхать.
говорить в тон.
промежуточными проговаривать тексты из песен.

одиноким людям не спится,
им до жути скучно ночами.
таким людям однажды не спиться бы,
вы по ним
никогда
не скучали.
они сходят с ума ежедневно,
одиночки

Однажды на желтом листе бумаги с зелеными строчками он написал стихотворенье.
И назвал его "Пасть", потому что так звали его собаку.
О ней и был весь стих.
И его учитель поставил ему высший балл и наградил золотой звездой.
И его мама повесила стих на кухонную дверь и зачитала тетушкам.
Это был год, когда отец Трейси повел детей в зоопарк.
И разрешил им петь в автобусе.
И его маленькая сестра родилась с крошечными ногтями и без волос.

Одно слово и весь мой мир рухнул.
Одно маленькое слово.
Три буквы, которые по отдельности совсем невинные и непримечательные.
Три буквы врезались мне в грудь и вышибли до капли воздух.
Я не мог сделать вдох.
Я забыл, как это 'дышать'.

Люди за окном спешат по своим делам. Покупают подарки. Готовятся. Поздравляют друзей и близких.

Давай поговорим с тобой
по душам.
Про книги Ремарка,
Про сборник стихов.
Выверни мне свою жизнь
наизнанку.
А я покажу тебе
новый аккорд.

поговорим на чистоту,ничего не хочется смотря на этот мир. мир из этих людей, сделаных из лжи и фальши.
каждый хочет выделиться, выходя за рамки общества, культуры, и возможности.
каждый хочет быть в эпицентре внимания.
гонясь за популярностью, люди запустили таймер самоуничтожения.
но не нам их судить, каждый ведь живет как может.
проезжая свой маршрут бесконечности, все мы наконец поймем, что на самом деле его маршрут не бесконечен, и нужно проехать его без поломок и аварий. но в пути никогда и ничего не бывает гладко.
поломку можно пережить, починить и продолжить.
а аварию нет, это конец, это и есть конец вашего бесконечного маршрута.

пораженный приступом гнева выхожу в центре города,
чтобы успокоить себя представляю всех девушек голыми.
переживаю очередной экзистенциальный кризис, крах амбиций,
могу прочесть на лице лишь одну из десяти эмоций на лицах.
серое вещество становится эквивалентом перловой каши,
переполнен цитатами из ницше, камю и кафки.
озираюсь, выглядывая ментов, стараюсь закуривать,
в сознании мысль, что миллионы людей идут со мной по улицам.

Из тусклой ревельской газеты,

Тенденциозной и сухой,

Как вы, военные газеты,

А следовательно плохой,

тошнота подкатывает к горлу.
это, как цунами. да, твое личное маленькое цунами, которое безбожно разрушает все вокруг.
я в эпицентре.
между лопаток смертельно ноет зима. позже она проберется к ребрам и пояснице. парализует, и оставит умирать на грязной обочине жизни.
во мне не было ни грамма алкоголя с тех пор, как я понял что к чему. пить бесполезно. я могу залить свою глотку самым отвратным виски, но это не спасет меня от скоропостижного финала.
это выстрел.
они говорят, мне нужно наблюдаться у врача каждые полгода. опять.
у меня нет времени на дурости. я не успеваю полить цветы и выпить чашку кофе.

Возьми меня на Север. Я надену свитер с оленями.
И стану ласкать стихотвореньями уши.
И в стуже уютной при теплом свечении
Ты угостишь меня медовухой
Такою терпкой, словно губы твои на закате
Я только что целовал. И во рту
Осталось дыхание твоего распятия,
Что висит надо мной и глядит в пустоту.

спустя столько зим, я наконец-то понял, что в действительности меня не любит никто. и это не подростковый бред, пубертатный период или блаблабла.
просто все нужные люди дали мне понять, что я - ноль.
от меня не останется даже побледневших фотокарточек, потому что я всегда фотографирую и никогда не фотографируюсь.
от меня не останется ровным счётом н и ч е г о в памяти этих людей, потому что я всегда оставался на втором плане.
каждый из них был для меня единственным и важнейшим.
я же всегда играл роль переменной.
роль гребаной, разъедающей мне душу, переменной. зависимой от других.
я нуждался в вас, пока вы плевали мне в спину и ковырялись отвёрткой в моем позвоночнике.

Есть персонаж, которого никто никогда не допишет
Он с детского сада был твёрд и считал себя правым.
Такие обычно стреляются или прыгают с крыши,
Отравляя собой весь роман, особенно последние главы.

Такие обычно доводят автора до инсульта и психопатии,
Намеренно переворачивая сущность сюжета,
Лучше писать стихи или критические статьи,

во сне мы в Париже смеемся и много курим
я закрываю глаза, чтобы запомнить твой радостный смех
расскажи мне, как пахнут цветы, которые мы сорвали
расскажи мне, почему я плачу, когда долго смотрю на свет.
ты рисовала мне на руках чёрными ручками
ты писала в блокнотах о том, как я тебе нужен
но все рисунки стерлись, я слишком часто мыл руки,
и все цветы растоптаны в бесконечной серости лужи.

ты тогда была в Санкт-Петербурге.
я тогда был в костюме узком.
ты учила биографию Юнга,
а я учил брата французскому.
ты мешала отцу клацать кнопки,
а я мешал свой остывший чай,
ты выходила из десятка неробкого,
а я выходил из метро,не встречай.

хочется сесть и оказаться
на другой планете,
в зиме или в лете,
там, где смеются дети,
строчкой в конце форзаца.

чтобы сияли звезды
в окнах ночных плацкартов

Я свяжу тебе жизнь
Из пушистых мохеровых ниток.
Я свяжу тебе жизнь
Не солгу ни единой петли.
Я свяжу тебе жизнь
Где узором по полю молитвы
Пожелания счастья
В лучах настоящей любви.

я слышу даже как горы
смеются
на своих голубых вершинах и ниже
а внизу в воде
плачут рыбы
и слезы их
вода.
я слушаю воду

второе число января напечатано в ее дневнике. она, после всего, что случилось, замкнулась в себе. решила переехать, стала носить свитера, похожую на пыль. однако, все равно была лучше во многом гламурных богинь. многое прошло, и она не хочет вспоминать. не хочет больше навязываться, кому-либо писать. пошла на крышу, позвонила другу, начала плакать. он накричал, она:"поймай меня, когда я стану падать". мечтала летать, и, полетит, шагнув через карниз. какая разница, наверх, или же вниз?..

/мир меняется, ты не заметил?/.
я заметила, ты все еще носишь мною связанный шарф, будто случайно, сам того не зная, надежду подав. а она за чашкой чая согревается в стужу. он ведь клялся, что не бросит, клал на ставку свою душу.

/та тишина, что просто оглушала/.
он сам сказал, чтоб не звонила, удалила номер, выбросила все, что с ним связано, порвала все совместные фото. она улыбалась лишь, а в глазках тех слезы. не знает, как так, плакала от чего-то. истаял тот звук, от неслыханной песни, они никогда больше не будут вместе.